Мэлори - Джош Малерман (2021)

Мэлори тоже по большей части молчит, однако ход ее мысли Олимпии понятен. Мама семнадцать лет считала родителей погибшими. Успела погоревать, попрощаться. Олимпии трудно вообразить мир, где повязка не является неотъемлемой частью гардероба. Она пытается отбросить привычные представления и поставить себя на место Мэлори. Если бы вдруг случилось нечто невообразимое и она, Олимпия, решила бы, что мама погибла?

Прошло семнадцать лет… Они вполне могут быть мертвы, несмотря на список. Отдает ли себе в этом отчет Мэлори?

Чтобы нарушить тяжкое молчание, Олимпия спрашивает:

– А как мы поймем, что добрались до нужной платформы?

Лучше бы не спрашивала. Ответ известен. Мэлори, разумеется, скажет: будем слушать. И узнавать у людей, если кого-то встретим.

– Будем слушать, – говорит Мэлори.

И добавляет:

– Спросим у кого-нибудь.

Олимпия чувствует раздражение Тома еще до того, как он произносит:

– Ну да, конечно.

Имеется в виду: «Так ты и дала нам с кем-то поговорить!»

Мэлори останавливается. Олимпия хочет взять ее под руку и увести. Сказать: «Не обращай внимания на Тома! Сейчас не время. Мы уже почти пришли».

– Да, спросим, – чеканит Мэлори, обращаясь к Тому. – Я буду говорить. А ты – слушать.

Том тоже останавливается.

– Конечно, мама! Разумеется! – зло отвечает он.

– Том!

– Я только и делаю, что слушаю! Разве нет? Мы выполняем все твои странные распоряжения!

– Слушать недостаточно! Надо верить в то, что я говорю!

Олимпия отступает на обочину. Ладно, пусть выскажутся – давно пора.

– Между прочим, мы с Олимпией тоже не идиоты! – кричит Том.

– Черт тебя возьми, Том! Ты вообще ничего не понимаешь!

– Еще как понимаю!

– Нет, не понимаешь! Ты жил под защитой, ты не способен за себя постоять.

– И чья же это вина?

– Точно не моя!

Теперь они оба кричат во весь голос.

Олимпия раздвигает высокую траву и отходит дальше от дороги. Чувствует под ногой что-то мягкое.

– Твоя! На сто процентов! – наступает Том. – Мы живем по твоим правилам.

– Вот именно. Живете! Вы живы! Благодаря моим правилам.

– Других правил мы не знаем! Ты же не разрешаешь нам общаться с людьми!

– Чему еще ты хочешь научиться, Том? Быстрее надевать повязку?

Олимпия садится на корточки, чтобы проверить, на что наступила.

– Какая же ты ограниченная! С ума можно сойти!

– Ты будешь меня слушаться, Том!

– А если нет?

Олимпия нащупывает нечто и отдергивает руку.

– Меня тошнит от такой жизни! – продолжает Том.

– Тошнит от жизни?! – взвивается Мэлори. – Как ты смеешь?

В траве у ног Олимпии лежит женщина. В груди – нож. Женщина сжимает в кулаке рукоятку.

– Мы даже не уверены, что твари до сих пор лишают разума!

– Что?! Это что еще за бред?

Олимпия снимает перчатку. Кровь на теле женщины засохла. Следы окровавленных пальцев на шее.

– Олимпия! – зовет Мэлори.

Олимпия поспешно встает.

– Я здесь, мама!

Воцаряется тишина. Упоминание Олимпии немного остужает спорщиков.

– Все, хватит! – произносит Мэлори.

Олимпия понимает: это относится не только к Тому. Мэлори обращается ко всему миру. К тварям. К тревоге за родителей, которых давно похоронила.

Олимпия поворачивает голову.

– Я слышу мотор!

Не похоже на звук машины. Скорее – монотонный гул генератора, только громче. Намного громче.

– Впереди? – спрашивает Мэлори.

– Да.

– Это не машина, – подтверждает Том.

– Не машина, – соглашается Олимпия.

– Что еще слышно? – спрашивает Мэлори.

– Больше машины… – говорит Том.

– Это поезд, – произносит Мэлори.

Олимпия застывает от ужаса. Неужели мама права? Это звук поезда?

Он, должно быть, огромный!

– Пойдемте скорей! – говорит Мэлори. – Осталось две мили?

– Немного меньше, – отвечает Том.