Марджори - Герман Вук (1995)

Вечером ее родители смотрели представление, в котором Марджори споткнулась и упала, танцуя на сцене с хором. Впервые подобное произошло с ней. До того, как зрители разразились смехом, она снова была на ногах, шустро вытанцовывая и смеясь. Когда она гордо удалилась за кулисы, Ноэль был там, приподняв край занавеса рукой.

— Ты в порядке? Ты, должно быть, перепугала своих стариков.

— О, у меня все нормально. Каблук внезапно подвернулся, вот и все.

Ноэль рассмеялся:

— Не в духе папаши Фрейда. Падение было с серьезным намерением.

— Несомненно. Почему бы тебе не написать об этом книгу? Извини, мой выход.

Пока спектакль продолжался, она пришла в замешательство от потока сексуальных и непристойных шуток. На репетициях до нее не доходило, что спектакль настолько непристойный. Но в этот вечер скетчи Падлса Подела смутили ее. Ее ошарашило и то, что романсы и скетчи Уолли были нарочито вульгарны. Гвоздем вечера был номер Уолли, в котором три актера изображали Гитлера, Сталина и Муссолини. Они были одеты медсестрами и нянчили детей, распевая о том, что они используют для ускорения их роста. Марджи смеялась до слез, когда впервые это услышала на репетиции; но сейчас она поняла, насколько пошлыми были их шутки.

После спектакля она лихорадочно сменила макияж и переоделась. Как это ни странно, Марджори была полна желания поговорить с родителями. Она нашла их сидящими на раскладных креслах у самой танцплощадки и наблюдающими за танцорами. После месяца разлуки они показались ей старыми. Отец был почти совсем седой, у матери пролегли глубокие морщины, которых Мардж не замечала раньше, особенно существенный отпечаток возраст оставил на ее шее. Конечно, обоим было за пятьдесят, подумала Марджори. Она не могла ожидать, что они будут всегда выглядеть такими же молодыми, какими были в ее детстве.

Отец сказал:

— Я не мог предположить до настоящего времени, какая у меня прекрасная дочь. Ты выглядишь на сцене лучше любой кинозвезды, которую я когда-либо видел. Все здешние парни, должно быть, влюблены в тебя.

— Они падают без чувств направо и налево, папа! — рассмеялась Марджори.

— Ты ушиблась, когда падала? — спросила миссис Моргенштерн.

— Нет. Эта сцена пустотелая, и поэтому звук получается гулким. А, пустяк. Жаркий вечер, не так ли? Как насчет выпить чего-нибудь?

Они заняли небольшую кабинку в баре. Она заметила, как родители переглянулись, когда она заказала эль. Отец заказал то же самое. Миссис Моргенштерн долго мялась и наконец попросила принести лимонад. Они снова переглянулись, когда она вытащила пачку сигарет и прикурила одну.

— Эль, сигареты, — сказала мать. — Все взрослеют, и ты тоже?

— Мы тоже можем столкнуться с этим, мам, я пропала, как ты предсказывала.

Марджори выпустила кольцо дыма и была раздосадована тем, что вырвалось у нее. Она пустила еще кольцо и втянула его в себя.

— Это не то, что дядя нам говорит, — ответила миссис Моргенштерн. — Он говорит, каждый здесь считает, что ты единственная хорошая девушка в этом обществе.

— Ну ладно, мам, у меня хорошая перспектива. Я, понимаешь, актриса.

— Ты моя дочь, поэтому ты хорошая, вот и все, — сказал отец, — это меня не удивляет, и не стесняйся этого. Люди могут подшучивать над тобой, но они будут уважать тебя.

Подали напитки, и Марджори залпом отпила половину своего эля, с удовлетворением наблюдая, как изумило это ее мать.

— Ах! Нет ничего лучше в такой жаркий вечер. — Она затянулась сигаретой, сощурившись, как мужчина.

Отец спросил:

— Ответь мне, Мардж, ты хоть чуточку чувствуешь… я не знаю, что немного странно… играть в таком спектакле? Я имею в виду, я не так мелочен и слыхал за свою жизнь множество пошлых шуток, но…

— Чего ты ожидал в Содоме? — прервала мать. Гамлета? То, чего хочется толпе, то они и дают ей.