Любовники - Кэтлин Уинзор (1997)

— Еще нет и полуночи. — Выходит, несколько часов тайком ускользнуло из его жизни, ведь последнее, что он помнил, это яркий солнечный свет. — Можно, я посижу здесь еще немного? Он может очнуться. А сейчас, по-моему, спит, хотя пару часов назад метался и бормотал что-то… Тогда я подумала, что это бред, переходящий в сон.

— Знаешь, мне не нравится, что ты тут сидишь. Возможно, у него лихорадка или еще какая-нибудь болезнь. Боюсь, ты тоже заразишься.

— Я никогда ничем не заражалась, мама. Я хочу находиться рядом с ним. И ничего не боюсь. Во всяком случае, сомневаюсь, что у него такое состояние из-за лихорадки… По-моему, это что-то другое.

— Ну что это может быть? Ведь он пролежал без сознания почти семнадцать часов. И я по-прежнему считаю, что нам следует вызвать доктора из Гватемала-Сити.

— Нет, мама, пожалуйста, пока ни за кем не посылай. Я уверена, что это никакая не болезнь… судя по всему, у него какой-то шок.

— Ничего себе шок… который довел его до такого состояния!

— Не смейся над ним. Тем более когда он не способен защитить себя.

Последовала длительная пауза.

— Боюсь, ты влюбилась в него, Дульчи.

— Я знаю, что влюбилась. Да ты посмотри на него. Он поразительно красив. Как же в него не влюбиться?

— Ты не влюбляешься в людей из-за их красоты.

— Многие мужчины влюблялись в меня по этой причине. Но я сделала свой выбор не только из-за его внешности. В нем есть еще что-то.

— Ты не настолько хорошо его знаешь, чтобы судить об этом.

— Я просто это чувствую.

Последовала еще одна пауза, во время которой миссис Паркмен, вероятно, качала головой.

— Ты еще так молода, так беззащитно молода и наивна. Я боюсь за тебя.

— Не бойся, мамочка. Чего тут бояться?

— Есть много вещей, которых следует бояться. Ну что ж… Посиди еще немного, раз тебе этого так хочется. Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи, мамочка. Мама, дай-ка я тебя поцелую. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, Дульчи. Когда пойдешь спать, с ним посидит Марсия.

И дверь мягко затворилась.

Эрик беспокойно зашевелился на постели и открыл глаза, будто только что проснулся. Он увидел ее, сидящую возле постели, чуть склонившуюся вперед и опирающуюся на колени. Дульчи наблюдала за ним широко открытыми глазами. Ему было страшно стыдно, ведь он слышал весь их разговор и пришел в ужас от услышанного. Как только девушка могла влюбиться в него? Что же он такого сделал? Что сказал? Торстен чувствовал себя так, словно его тайно обвинили в преступлении, и пытался убедить себя в собственной невиновности. Она была так молода и пребывала еще в том возрасте, когда девушки влюбляются в кого угодно, поскольку внутренне готовы к этому и только ждут нужного момента.

В этой ситуации оставалось одно (вне всяких сомнений, именно такого поступка и ожидала ее мать): встать и немедленно уехать в Гватемала-Сити, а оттуда — самолетом домой.

Однако его не покидало тайное убеждение, что с ним произошло нечто ужасное. Она не имела права влюбляться в него, и в его мыслях зрело нечто вроде обвинения, как если бы ему пришлось стать жертвой бесчестного розыгрыша. В некотором смысле, безусловно, радовало, что с ним не случилось кое-чего похуже, когда он лежал без сознания и тем самым оказался полностью в ее власти.

Он поднял на нее глаза, а она посмотрела на него так нежно, так беспомощно, подтверждая правоту матери. Дульчи была такой красивой, такой незащищенной и всем сердцем желала принять его без колебаний или сожалений. Вот что виделось ему, вызывая стыд и угрызения совести. Поэтому захотелось отвернуться.

— Эрик… Вы очнулись?

— Да, очнулся.

— Вам сейчас лучше?

— Намного лучше, благодарю вас. — Ему очень не понравилось, что его голос прозвучал резко, но так уж получилось, и ничего с этим не поделать.

— Может, принести вам что-нибудь поесть? На кухне есть горячий суп.