Непутевая - Лиза Альтер (1997)

— Отлично! — Он снял перчатки, расстегнул свою отвратительную красную ветровку и стал медленно раздеваться. Я поразилась, какая у него костлявая — может, по сравнению с мощными бицепсами Джо Боба? — обтянутая черной футболкой грудь. На предплечье были вытатуированы череп и скрещенные кости. Наверное, он сам колол себя ножом и заливал царапины чернилами во время какого-нибудь скучного урока истории. Клем швырнул ветровку в кресло, подошел к куче винтовок, взял одну — с оптическим прицелом, — сделал полукруг, словно целился в бегущего таракана, и осторожно поставил на место.

Потом расстегнул кожаный ремень с огромной медной пряжкой, вытащил его, сложил вчетверо и посмотрел на меня. «Сейчас ударит!» Я вздрогнула, но он улыбнулся, швырнул его в кресло, шагнул ко мне, взялся обеими руками за грудь и умело обшарил мне рот и поцеловал.

— На этот раз приятней, чем тогда? — спросил он. Я неуверенно улыбнулась.

Клем развязал мой пояс, методично расстегнул блузку и держал, пока я не выскользнула из нее.

— Ну и ну! — насмешливо хмыкнул он, расстегивая мой бюстгальтер, и внимательно посмотрел на соски, вокруг которых восемь лет назад проводил мармеладной краской концентрические окружности. — С меня пять баксов. — Я непонимающе промолчала. — Тебе уже семнадцать, и ты стоишь передо мной голая. — Я вспомнила наше детское пари и покраснела. — Но я, — он подтолкнул меня к похожему на алтарь деревянному настилу, — сделаю кое-что другое, получше пяти баксов. — Ловким движением он сдернул с меня трусы и опрокинул на спину. Потолок почему-то вращался. Я несколько раз моргнула, стараясь сосредоточиться, и увидела, как Клем отошел к креслу, вытащил что-то из кармана ветровки и выключил свет. Я услышала, как он расстегнул «молнию», потом что-то зашуршало, и прямо надо мной возникло что-то похожее на кусок колбасы, только другого цвета. Пока я с вниманием святой Терезы разглядывала эту фосфоресцирующую стигмату, она снижалась, снижалась и наконец замерла у меня между ног. Я почувствовала странную боль и вскрикнула…

— О Боже! Почему ты не сказала, что вы с этим педиком Спарки только тыкались?

Я промолчала, довольная, что это наконец произошло и со мной. Да да, со мной произошло то, ради чего люди во все времена жертвовали жизнями; то, из-за чего возникали войны и рушились королевства, и, может быть, Джо Боб тоже разорвет нас обоих на части, если узнает. Но пока не узнал — мы будем наслаждаться этим по самую, так сказать, рукоятку.

Клем не обманул моих надежд. Довольно долго он вонзал в меня свою колбасу — как будто убийца вонзает нож в безответную жертву. Наконец он резко выпрямился, колбаса поболталась в воздухе и исчезла. Раздался щелчок, и все стихло.

Я лежала в непроглядной тьме и рассуждала: неужели именно к этому мы стремились с Джо Бобом почти два года? Нельзя сказать, что мне было противно; но и особого удовольствия я не испытывала. Меня лишили девственности с той же легкостью, с какой отрывают в мотеле кусок туалетной бумаги. Я не была уверена, что Клем сделал все, как надо, и с тревогой спросила:

— По-твоему, это все? Ты кончил?

— Не задавай лишних вопросов, — прошипел он, включил свет и стал одеваться. Совершенно сбитая с толку, я молча смотрела на него сквозь пьяный туман.

— В пятницу вечером, — бросил он, с трудом открыл железную дверь и исчез, оставив меня лежать в маленькой лужице крови. Бедная мама! Она упустила такой шанс пополнить «кадры семейной хроники!»