Непутевая - Лиза Альтер (1997)

— Мы ничем не отличаемся от жителей Бостона, разве что акцентом. Ну я пойду, мне еще нужно распаковать сумки. — Я вышла оскорбленная, что пришлось защищать ни в чем не повинных южан.

На следующее утро я познакомилась еще с одной соседкой — первокурсницей из Айовы Бев Мартин. Высокая, тощая, с широко раскрытыми бегающими, как у кролика, испуганными глазами, она даже разговаривала полушепотом. Я узнала, что она получает стипендию и подрабатывает, играя на гитаре в каком-то баре в Кембридже. Я не представляла, как она умудряется находить время читать или писать рефераты. Скорей всего, она их просто не писала, а меня уговаривала бросить Уорсли только за компанию: ей так или иначе пришлось бы уйти из него. Но я забегаю вперед.

Однажды вечером я лежала в постели и читала учебник по физике, готовясь к семинару по теме «Трение». Мне стало любопытно, сколько лет еще вращаться Земле, пока уровень океанов не достигнет максимума… Дверь распахнулась, и возникла Эдди в своих неизменных джинсах и свитере.

— Могла бы и постучать, — проворчала я, недовольная тем, что мне помешали рассчитать день апокалипсиса.

— О, извини! Ты мастурбировала? — Я покраснела. — Неужели нет? Попробуй, очень рекомендую. Доставляет массу самых разных ощущений. Или у тебя есть любовник?

— Меня не интересуют подобные вещи, — сухо ответила я.

— Неужели? Что же тебя интересует? — Она бесцеремонно уселась на кровать. — Истина и все такое…

— Ты говоришь так, будто ее можно купить и сунуть в сумку.

— Конечно. Можно купить книги, в которых обо всем написано.

— И уложить информацию в голове?

— Более или менее.

— Странно!

— Не вижу ничего странного. Главное — найти время, чтобы методично поглощать информацию.

— Понимаю, — перебила она и встала. — Я хотела спросить, не примешь ли ты участие в митинге за права человека? Он будет завтра вечером. Каждому, кто вместо ужина поедет требовать перевести черных ребятишек из Роксбери в школы для белых, выдадут по пятьдесят центов.

— У меня есть выбор?

— Конечно. Если не хочешь, иди ужинать. Я скажу, что ты отказалась.

— Да, пожалуй. Видишь ли, я совершенно аполитична и согласна с Декартом, когда он говорит, что «нужно стремиться побеждать себя, а не фортуну, и скорей изменять себя, чем порядок вещей. Нет ничего существенней собственных мыслей».

— Декарт! На черта мне то, что он говорит! Даже если бы у меня вылезли глаза, если я его не прочитаю, и то не стала бы читать эту чушь! Этот фашист — сукин сын!

— Политика не формирует личное мнение, — надменно ответила я. — На каждого, кто согласен с твоими статейками, найдется несогласный. И столько же логических доводов «против», сколько «за». Может быть, не здесь, в Уорсли, где слишком высок либеральный дух, а в окружающем мире.

— Я всегда говорила, что в мире полно фашистов!

— Почему ты считаешь, что права? Меня, например, не интересуют чужие мнения. Меня интересует Истина.

— Истина! Истина! Джинни, ты просто смешна! Это Декарт-то — Истина?

— По-моему, Декарт обладал достаточным интеллектом, чтобы различить, где Истина, а где — нет, а не просто изрекать безответственные заявления обо всем, что происходит под солнцем.

— «Я мыслю — следовательно, существую»? Чушь собачья!

— Не понимаю, при чем тут «чушь собачья», как ты неинтеллигентно называешь этот замечательный афоризм. Это можно доказать, как математическую теорему.

— Ты еще не читала Ницше?

— Начну в этом семестре.

— Почитай, что он говорит о твоем драгоценном Декарте. Ты, наверное, дружишь с этой курицей Хед?

— Мисс Хед — мой друг. Что с того?

Эдди вздохнула.

— Ты безнадежна. Держу пари, ты даже веришь во всю эту чушь Гегеля — тезис, антитезис… Сразу видно, что ты — южанка.

— Тебе-то какое дело? — разозлилась я, но она уже скрылась в дверях.