Рассвет на закате - Марджори Иток (1995)

— Все в порядке. Я сейчас возьмусь за метлу. Вам помочь?

— Нет, спасибо, я путешествую налегке.

Бентон прошел мимо нее и вошел в холл. Она крикнула ему вслед:

— Я взяла вам гамбургеры.

— Вы мудрая женщина. Придется мне вернуться побыстрее.

Она поставила сумку на стол рядом с помятой шляпой и принялась сгребать в кучку круглые сухарики. Некоторые из них были изгрызены до размеров игральных костей, некоторые напоминали формой теннисные мячики. Как мило! Среднему американцу — любителю животных просто слабо купить такую глупую животину.

«Однако случается, — угрюмо подумала она о слове “слабо”,— встретить и такое».

После того как сухари были сметены в одно место, Элинор механически принялась вытирать пол, ни о чем не думая.

Бентон спустился вниз. Его сопровождал застенчиво поглядывающий сенбернар, который явно получил взбучку, и от топота шести могучих ног в буфете зазвенела посуда.

— Вот! — приказал Бентон собаке, распахнув ногой дверь. Затем улыбнулся Элинор. — Я должен извиниться за то, — сказал он, ставя холщовую дорожную сумку на стол рядом со шляпой и удерживая беспорядочно скомканные рубашки и джинсы, которые держал под мышкой, — что моя собака сделала свой выбор и из двух наших кроватей выбрала вашу. Так что извините за то, что осталась шерсть. Ему, конечно, лучше знать, но я должен признать, что вкус у него отменный. У вас есть какой-нибудь пакет, куда я мог бы сложить свои грязные вещи?

— Позади вас.

Бентон повернулся, наступил на собранные в кучку собачьи объедки, поскользнулся, тщетно попытался удержать равновесие, хватаясь за бесплотный воздух, а его рубашки и джинсы прочертили в воздухе крылатую параболу и плюхнулись на пол. Элинор попыталась помочь, но с таким же результатом лыжник мог бы попытаться остановить снежный обвал. Она повалилась прямо на него, а на ее голову каким-то образом приземлились пара джинсов и помятая тенниска. Оба они издали «Уф!» с различным оттенком. Они принялись возиться и барахтаться, сводя на нет усилия друг друга. На пороге возник Чарли. Он зачарованно таращился на них некоторое время, а потом присоединился к всеобщему веселью, облизывая всякую оголенную поверхность, какая попадалась ему, своим шершавым языком.

Элинор ахнула и уткнулась лицом прямо в грудь Бентона. Бентон, указывая на пса, сказал:

— Проклятье, пошел вон, тупица!

Элинор и Бентон рассмеялись.

— Шевелись, буйвол! Отцепись! Если уж здесь положено целоваться, то я сам займусь этим, о’кей? По правде говоря, — добавил он, — я так думаю.

Элинор почувствовала, что его могучая рука скользит по ее волосам, заставляя повернуть голову. Туманным взором она скользнула по губам Бентона всего в нескольких дюймах от ее лица, прежде чем он сомкнул их и прекратил смеяться.

А затем она почувствовала его поцелуй. В первое мгновение он был как бы случайным, теплым и приятным. Она не поняла, когда он изменился. Элинор знала, что Бентон не может ощутить, как отчаянно бьется ее сердце и вздымается грудь. Рубашка и толстый свитер служили отменной преградой для этого. Но что-то переменилось, и она очутилась в колыбели из его могучих рук и услышала, как Бентон прошептал ей на ухо, касаясь ее губ и скользнув по шее к открытому вороту рубашки:

— О, Господи!

Элинор вцепилась в него как безумная, когда он с трудом попытался встать, желая почувствовать, как каждая клеточка ее тела прижимается к нему.

Полы ее рубашки распахнулись. Рука Бентона скользила по теплой голой спине Элинор, лаская ее, нашла застежку на бюстгальтере и расстегнула ее. У него перехватило дух, когда он коснулся нежной атласной плоти, по которой так изголодался. Его другая рука уже начала стягивать свитер и рубашку; пальцы его были теплыми, и Элинор чувствовала, как они дрожат.

И вдруг она почувствовала, что Бентона словно окатили ледяной водой.

Сердце оборвалось в ее груди.