Без жалости - Лоис Гилберт (2004)

— Мы тогда в школе учились, в десятом классе, — продолжал Ноа, словно не слыша моих слов. При этом он продолжал обнимать меня за плечи и прижимать. — На уроках геометрии она сидела передо мной. Каждый раз, когда ее длинные локоны касались моего стола, у меня начиналась эрекция. Смысл всей моей жизни заключался тогда в ожидании этих уроков.

Я громко рассмеялась.

— Ты ей когда-нибудь об этом говорил?

— Нет. Она была подружкой капитана нашей футбольной команды, а у него была привычка колотить всех ее поклонников.

Ноа лежал на спине и продолжал говорить, а я слушала его, прижавшись щекой и ухом к его груди, отчего его голос рокотал у меня в ушах подобно морскому прибою.

— В те годы я был таким застенчивым, что меня с полным основанием можно было бы назвать человеком-невидимкой. Я бы не сказал этой девушке ни слова даже в том случае, если бы она не имела такого грозного возлюбленного. Я вообще тогда больше помалкивал. Никогда не участвовал ни в каких коллективных мероприятиях, не был членом спортивного клуба и уж тем более не отваживался пускаться в разговоры с девицами.

— Тебе обязательно надо было ей сказать, что ты ее хочешь.

Ноа снова лениво улыбнулся мне, потом намотал на палец мой рыжий локон и поцеловал его. При этом он не сводил с меня глаз.

— Я хочу тебя, — произнес он.

Я закинула руки ему за шею и крепко поцеловала, чувствуя, как меня горячей волной захлестывает страсть. Наши поцелуи были для меня откровением — я открывала для себя Ноа, привыкала ко вкусу его губ, пахнувших мятой, и к прикосновениям его языка, горчившего от выпитого им крепчайшего несладкого чая.

Я поняла, что хочу его. Он нравился мне именно таким, каким он был, — с его шершавой, потемневшей от солнца кожей, кривыми ногами ковбоя и неровно подстриженными волосами. Мне и в голову не приходило, что во внешности Ноа можно хоть что-то подправить или изменить в лучшую сторону.

Неожиданно мне захотелось, чтобы он увидел меня обнаженной. Ну и конечно же, мне не терпелось испытать его ласки, почувствовать, как он сосет кончики моих грудей, проводит языком по ложбинке вдоль позвоночника и покрывает всю меня поцелуями — от пальцев ног до рыжей макушки.

Содрогнувшись от вожделения, жарко дыша, я провела кончиком языка по его ушной раковине. Он вздрогнул, как от тока.

— Я хочу тебя, — прошептала я.

Мы, не сговариваясь, поднялись с дивана, после чего Ноа начал меня раздевать. Первым делом он стащил с меня свитер, оставив в брюках и тонкой рубашке, которую я надела поверх лифчика и трусиков. Я расстегнула джинсы Ноа и спустила их вниз на пол. Он расстегнул на мне брюки, стянул их с меня, и я переступила через них. Потом на пол полетели рубашка, трусы и лифчик. Когда мы наконец предстали друг перед другом обнаженными, на лице Ноа проступило выражение страсти, к которой примешивались любопытство и, как ни странно, стеснение. Я, глядя на Ноа, испытывала примерно те же самые чувства.

Ноа зашел в ванную и сразу же вернулся оттуда с небольшим пакетиком из фольги.

— Я могу разложить диван.

— Не надо, — сказала я и поцеловала его. Ноа протянул руку, коснулся моей груди, и я тут же прильнула к нему всем телом, ощутив животом что-то твердое. Я вздрогнула и едва заметно покачнулась: у меня задрожали колени, а ноги ослабли и плохо меня слушались.

Не прошло и секунды, как я снова оказалась на клетчатом пледе, служившем покрывалом дивана. Ноа разорвал пакетик, извлек оттуда презерватив. Тяжесть сильного, мускулистого тела была мне приятна. Я свела ноги у него на спине, стараясь притянуть его еще сильнее. Он вошел в меня сразу — одним быстрым движением.

Я ахнула и с шумом втянула в себя воздух, поскольку была к этому не готова. В следующую минуту, однако, я испытала давно забытое ощущение абсолютной физической полноты и счастья — то, что я впервые испытала, когда училась в школе высшей ступени.