Без жалости - Лоис Гилберт (2004)

Когда Ноа начал двигаться в моем теле, я вцепилась пальцами в его ягодицы, пытаясь направить его и установить вместе с ним общий ритм. Когда движения Ноа стали приносить мне наибольшее удовольствие, я застонала от наслаждения и начала работать бедрами, совершая движения вверх-вниз вместе с телом Ноа. Они были такими резкими, мощными и слаженными, что, казалось, электризовали окружавшую нас атмосферу. Я подумала, что еще немного — и из воздуха вокруг нас начнут сыпаться искры.

Мы вместе достигли пика страсти и чуть ли не в унисон застонали от нахлынувшего на нас наслаждения. «Как это прекрасно, — подумала я, — и как хорошо, что все это с нами случилось. И почему я, в самом деле, так боялась близости с Ноа? Разве в этом есть что-нибудь дурное?»

В дверь громко и отрывисто постучали. Этот звук прозвучал настолько неожиданно и грозно, что походил на грохнувший во дворе винтовочный выстрел.

Я повернула голову и увидела прижавшееся к оконному стеклу чье-то лицо. В следующую секунду я поняла, что это лицо Эми, и ужаснулась.

Эми мигом высмотрела все, что ей было нужно, после чего лицо у нее исказилось от ярости и она пронзительным голосом закричала:

— Сука ты! Сука и шлюха! Да как ты только посмела!

Я отпрянула от Ноа, стянула со стула свернутую вчетверо конскую попону, расправила ее и в одно мгновение завернулась в нее. Ноа схватил в охапку свою одежду и стал торопливо одеваться. Я подбежала к окну и выглянула во двор. Эми быстрыми шагами шла прочь от домика. Я в чем была выскочила за дверь и закричала вслед дочери:

— Эми, остановись! Эми!..

Эми, не соизволив повернуть в мою сторону голову, продолжала шагать по снежной целине к ферме. Я босиком помчалась следом, проваливаясь по колено в снег и придерживая на груди попону.

Когда я догнала Эми, то попыталась схватить ее за руку. Из-за попоны, которую я прижимала к себе, мои движения сделались неуклюжими, я промахнулась и вместо рукава вцепилась дочери в волосы. Голова у нее мотнулась, запрокинулась, и она крикнула от негодования и боли. Моя промашка ошеломила меня до такой степени, что я замерла на месте, продолжая тем не менее машинально сжимать волосы дочери. Эми крутанулась на месте, как волчок, и повернулась ко мне, стянув рот в тонкую, жесткую линию. Глаза ее полыхали от ярости. Я сразу же выпустила ее волосы и даже сделала попытку отступить на шаг, но снег был слишком глубокий, а Эми действовала быстро.

Она размахнулась и ударила меня кулаком, вложив в удар всю тяжесть своего далеко не худощавого тела.

Хэк! Кулак Эми поразил меня в лицо с такой силой, что меня, как катапультой, отбросило назад. От удара в глазах все потемнело, я потеряла равновесие и рухнула в снег.

«Ну и кулачок у этого дитяти!» — с гордостью подумала я о дочери. Позднее ко мне пришло осознание случившегося, и я застонала от обиды и боли. Скула сильно болела, и я знала, что на месте удара обязательно образуется кровоподтек, который продержится не меньше недели.

Меня до костей пронизывал холод: при падении попона распахнулась, и я фактически лежала на снегу голая. Я слышала Ноа, который что-то кричал — должно быть, звал меня, но его голос доносился до меня как сквозь вату и мне казалось, что Ноа от меня далеко — за тысячу миль. Помимо холода, меня донимала противная нервная дрожь, в ушах звенело.

Когда Ноа подошел ко мне, Эми уже пересекла двор и приближалась к дому.

— Бретт, ты как? Двигаться можешь? — спросил он, присаживаясь рядом со мной на корточки.

Чувствовала я себя ужасно: у меня все болело, а вся я сотрясалась от дрожи: Эми прежде никогда не поднимала на меня руку.

Я осторожно ощупала пальцами скулу, проверяя, нет ли перелома: все кости, слава Богу, были целы.

— Я в порядке, — едва слышно пробормотала я.