Король замка - Виктория Холт (1994)

— Жуки в замке, — задумчиво повторил Жан-Пьер. — Точильщики? Представляю, как запаниковал граф.

— Никогда не видела, чтобы он паниковал. Тем более, из-за жуков.

— Мисс, — кричала Женевьева, — разве это было не ужасно?! В подземелье — и всего с одной свечой! Я не сомневалась, что там кто-то есть… Он смотрел на нас. Я чувствовала, мисс. Честное слово! — Дети слушали с открытыми ртами, и Женевьева не могла устоять перед соблазном быть в центре общего внимания. — Я слышала какой-то шум, — продолжала она, — и думала, что это привидение. Какой-нибудь бывший узник, который умер в подземелье и чья душа не знает покоя…

Я видела, что Женевьева перевозбуждена — вот-вот могла начаться истерика. Я поймала взгляд Жан-Пьера, и он кивнул.

— Ну-ка! — воскликнул он. — Кто хочет танцевать «Марш улиток»? Мы полакомились ими — теперь следует сплясать в их честь. Пойдемте, мадемуазель Женевьева. Мы откроем бал.

Женевьева с готовностью вскочила — щеки горели, глаза сияли. Вложив свою ладошку в руку Жан-Пьера, она понеслась по комнате.

От Бастидов мы ушли около четырех часов. Когда мы вернулись в замок, ко мне подбежала горничная и сказала, что госпожа де ла Таль хочет как можно скорее меня видеть и ждет в своем будуаре.

Чтобы не терять времени, я пошла к ней прямо в костюме для верховой езды. Постучав в дверь, услышала ее приглушенное «Войдите!» Я вошла, но в изысканно обставленной комнате с кроватью под пологом из переливчато-синего шелка Клод не оказалось.

— Сюда, мадемуазель Лосон. — Голос доносился из открытой двери в глубине комнаты.

Будуар был примерно вполовину меньше спальни. Большое зеркало, ванна, туалетный столик, софа — в комнате висел аромат благовоний. Сама Клод в широком светло-голубом пеньюаре полулежала на софе. Белокурые волосы падали на плечи, кончик босой ноги соблазнительно выглядывал из-под пеньюара, и как бы мне ни было это неприятно, я не могла не признать, что она необыкновенно привлекательна.

— А, мадемуазель Лосон. Вы только что пришли? Были у Бастидов?

— Да, — сказала я.

— Конечно, — продолжала она, — у нас нет причин возражать против вашей дружбы с Бастидами.

Я изумилась, и она с улыбкой добавила:

— Конечно, нет. Они делают нам вино, вы чистите наши картины.

— Не вижу связи.

— Вы все поймете, мадемуазель Лосон, если как следует подумаете. А я говорю о Женевьеве. Уверена, Его Светлости не по душе ее приятельские отношения… со слугами. — Я была готова возразить, но она не дала мне вставить и слова (в ее голосе появилась слащавая нотка, как у пожилых людей, когда они распекают провинившегося ребенка). — Возможно, во Франции за юными девушками следят строже, чем в Англии. Мы не позволяем им слишком свободно общаться с людьми иного социального положения. В некоторых обстоятельствах это могло бы привести к… осложнениям. Я думаю, вы меня понимаете.

— Вы хотите, чтобы я запретила Женевьеве бывать у Бастидов?

— Вы признаете, что эти визиты неблагоразумны?

— Я не имею на Женевьеву того влияния, которое вы мне приписываете, и я не смогла бы помешать ей поступать так, как она хочет. Но я могу попросить ее зайти к вам, и вы сами выскажете ей свои пожелания.

— Но вы вместе ездите к этим людям! Это все ваше влияние…

— Я знаю, что не смогу чинить ей препятствия. Но я скажу ей, что вы хотите с ней поговорить.

С этими словами я вышла из комнаты.

Вечером я поднялась к себе и уже легла в кровать, но еще не заснула, когда в замке поднялась какая-то суматоха.

Я услышала визг, потом гневные крики и, накинув халат, вышла в коридор. Послышалась ругань, потом голос Филиппа. Я стояла на пороге комнаты, не зная, что делать, как вдруг увидела пробегавшую мимо горничную.

— Что случилось? — крикнула я.

— Улитки у мадам в постели!