Если ты останешься - Кортни Коул

О, мой Бог.

Пакс нажал на курок?

О. Мой. Бог.

— Человек кричит : «Что, блять, ты сделал?» И трясет меня, потом кричит

громче. «Ты убил свою мать!» Моя мама не двигается, а глаза открыты, глядят на меня.

Но она не видит меня. Человек прав. Я убил свою маму.

Мои глаза широко открыты, и я жажду ввалиться в их комнату, чтобы поддержать

Пакса. Его глаза водянистые и слеза, наконец, вырывается и скользит по его щеке. Мне

больно. Я очень хочу подойти к нему, и доктор Тайлер, должно быть, знает это, потому

что он поворачивается и смотрит в камеру на меня.

— Мы должны узнать, — говорит он тихо. Спокойно. Он говорит со мной.

Ебать.

Я сажусь на край своего стула, мой кулак прижат ко рту, поскольку они

продолжают.

— Что дальше, Пакс? — спрашивает доктор Тайлер. — Помните, что вы в

безопасности. Он не может навредить вам.

— Я плачу и человек бьет меня. Он снова кричит. «Ты чертов ребенок. Этого не

должно было случиться. Ты чертов мелкий сопливый ребенок. Я не собираюсь в тюрьму

за это. Нет чертова выхода. И есть только один способ убедиться, что этого не

произойдет». Он хватает меня за шею и пихает на кровать рядом с мамой. Я смотрю вниз,

и ее кровь на моей рубашке. Я хватаю ее за руку и держу. Человек говорит мне закрыть

глаза. Пистолет издает щелчок. Я закрываю глаза крепче. Но ничего не происходит.

Теперь я понимаю, что затаила дыхание. Этого не может быть. Этого не может

случиться. Это слишком нелепо, слишком нереально. Неудивительно, что Пакс испорчен.

Нет. Ебаного. Чуда.

Я онемела, когда доктор спрашивает Пакса, что происходит дальше.

— Человек говорит мне, что не может убить ребенка. Он говорит, что просто не

может это сделать. Он берет меня за руку и крепко держит. Он сжимает ее слишком

сильно, но я больше не плачу. Он достает большой нож из штанов и режет им мою руку.

Он делает крест. Затем снова погружает нож в кровь и проводит над разрезом, и говорит :

«Поклянись кровью своей матери, что никогда не скажешь, как я выгляжу. Этот крест,

чтобы напомнить тебе, что я тебя отметил. Я всегда смогу найти тебя, в любое время,

в любом месте. Если ты когда-нибудь кому-то расскажешь обо мне, я убью тебя так

же, как твою маму».

— Потом он говорит: «Это ты убил ее. Они тебя тоже заберут. А плохие люди в

тюрьме делают плохие вещи с маленькими мальчиками, которые убили своих матерей.

Они будут делать тебе больно снова и снова, каждый день».

Слезы Пакса текут по его щекам, как и у семилетнего мальчика, которым он

является в настоящее время в своей памяти. Я буквально ною. Я смотрю на доктора, и

чувствую свои слезы.

— Пожалуйста, — прошу я. — Выведите его оттуда.

Я знаю, что доктор не может услышать меня. Но я все равно не могу перестать

просить. Для Пакса. Для маленького мальчика, который не должен больше это видеть.

Наконец, доктор кивает. Он, должно быть, решил то же самое.

— Пакс, вы в безопасности. Когда я скажу вам проснуться, вы проснетесь. И вы

будете помнить все, что сегодня рассказали мне. Вы понимаете?

Пакс кивает.

— Проснитесь.

Пакс открывает глаза, и они встречаются с моими через экран телевизора. Его

наполнены ужасом, который я никогда не видела прежде, и я надеюсь, что больше

никогда не увижу. Я спрыгиваю с места и врываюсь в их комнату, опустившись на колени

рядом с ним, поглаживая его спину, сжимая плечи, держа его крепко.

101

Человек с желтыми зубами оставил на нем больше, чем один шрам. Ему не нужно

было резать его руку, чтобы сделать это. В его сердце навсегда останутся шрамы. Честно