Наедине - Юлия Амусина

— Извини, я плохо танцую стриптиз, — он разводит руками, а мне только этого и нужно. Пользуясь тем, что его ладони больше не удерживают мои подвижные запястья, я буквально врезаюсь в него, сжимаю кулаками края футболки, чувствуя, как где-то там внутри гулко бьется его сердце, горячее, огромное, человечное, и… с тихим вздохом распрямляю пальцы, выпуская черную ткань.

Мучительный шаг обратно.

Ко мне возвращается нестабильная способность к самоконтролю.

— Прости, — шепчу едва слышно.

Он негромко смеется:

— Ты и без ножа способна испугать кого угодно.

Моя рука слегка подрагивает, когда я вожу ею по стене в поисках скрытого выключателя. Вспыхивает свет, и губительное влияние темноты окончательно иссякает. Запоздалая неловкость наваливается на меня всем своим сокрушительным весом. Я переступаю с ноги на ногу, нерешительно поднимаю глаза на Мишку, ожидая увидеть в его глазах презрительное раздражение или даже злость, но ничего этого нет и в помине. Он смотрит в мои глаза и просто улыбается. Теперь эта его извечная улыбка вовсе не кажется мне привлекательной, скорее выводит из себя. Мне кажется, именно с таким придурковатым выражением лица врачи смотрят на безнадежных пациентов психбольниц, когда те начинают проявлять легкие признаки адекватного поведения.

Мое лицо наверняка радует всеми оттенками красного.

Машинально обхватываю плечи ладонями и пытаюсь отыскать подходящие ситуации слова, а тишина между тем режет уши, отвоевывает каждый свободный сантиметр узкого пространства. В моей тесной прихожей нет места для того, чтобы можно было от нее скрыться.

Мишка считает меня сумасшедшей, теперь в этом нет никаких сомнений.

В конце концов я открываю рот, еще не зная точно, что собираюсь ему сказать, но он сам нарушает повисшую между нами тишину, разводит губы и стороны и неожиданно начинает громко и весело смеяться.

— Ты такая интересная, Сим, — он подходит ближе, оттесняя меня обратно к стене между шкафом и прикрытой входной дверью. — Это какой-то очень коварный план, да?

— План? — я машинально облизываю пересохшую нижнюю губу.

— Неужели экспромт? — делано удивляется он.

— Я не… Просто…

— А по-моему, сложновато. Хотя и не лишено фантазии, — он кладет ладонь мне на плечо, и от его прикосновения я уже сама налетаю спиной на стену позади. — Поправь, если я что-то пропущу. Значит, чем-то я тебе упорно не нравлюсь, и ты охотно мне это демонстрируешь, причем неоднократно. Ну, допустим, я дурак, и с первого раза до меня попросту не доходит. Черт с ним, опустим даже нашу милую историю с ножом, хотя она и заслуживает гораздо большего внимания. Но теперь ты открыто лапаешь меня в собственной темной прихожей… — в этом месте я вздрагиваю и спешно поднимаю на него беспомощный взгляд. — Нет, не то чтобы я против… Но как-то нечестно выходит, тебе не кажется?

Прежде чем я успеваю вставить хоть слово, он подается вперед и теперь почти шепчет в мои приоткрытые губы:

— Может, я тоже хочу тебя полапать?

Меня вновь с силой впечатывает в стену. Я чувствую его теплое дыхание на своих губах, закрываю глаза и наугад тяну руку к его правому плечу. Неуверенно просовываю пальцы за отворот куртки.

Он не двигается.

Я тянусь к нему.

Он прижимает мои руки к поверхности стены и неминуемо ловит меня своим взглядом. Прямым, сосредоточенным, слишком откровенным, чтобы его можно было выносить без внутреннего содрогания и замирания сердца.

— Миш…

Он несильно зажимает мне рот, наклоняется совсем близко и теперь шепчет в свою раскрытую ладонь на моих губах:

— Не знаешь, какого это — играть по правилам?

Я прислушиваюсь к неровному стуку собственного сердца, которое наверняка решило пробить мою слабую грудную клетку и обрести свободу без узких границ.

— Не хочу по правилам, — выдавливаю спустя секунду, когда он чуть смещает ладонь с моих губ.