Наедине - Юлия Амусина

Оказавшись снаружи, Володя похлопывает себя по карманам в поисках сигарет и вскоре торопливо затягивается, выпуская в холодный воздух струйку сизого дыма.

— Ну? — не выдерживает спустя пару мгновений. — Чего тебе нужно?

Отвечать я не тороплюсь.

— Красивая девчонка, — замечаю, пряча руки в карманы куртки.

— Нормальная, — Володя морщится и вновь затягивается сигаретой. — Но это, черт побери, не твое дело, понял?

— Считай, мне просто любопытно. Ты так переживал из-за Серафимы, что даже едва не выбил из меня скупую мужскую слезу. По моему, тут что-то не вяжется.

Не нужно прилагать титанических усилий, чтобы стопроцентно вывести Володю из себя. Услышав имя девчонки, он в ярости хмурит брови и беззвучно шевелит губами, будто бы в мыслях старательно фильтруя генерируемые мозгом слова, прежде чем обрушить их на мою голову. Его пальцы, тесно сжимающие сигарету, заметно белеют, выдавая охватившее паренька напряжение. В конце концов он выдает:

— Я тебя вижу второй раз в жизни, а ты меня уже достал. Я ни хрена не должен тебе объяснять, понял? Моя жизнь, что хочу, то и делаю, — он презрительно сплевывает на землю и вновь смотрит на меня с нескрываемым раздражением. — У меня с башкой порядок — никаких сдвигов, и это нормально, что я продолжаю жить в то время, как Симка никак не может расстаться со своими закидонами. Более того, постоянно шлет меня куда подальше, чтобы я не мешал ей вдоволь жалеть себя, а я, мать ее, тоже не железный. Она вся в переживаниях, а мне что делать прикажешь? Возле нее сидеть, как карманная собачка?

Я пожимаю плечами.

— Да мне, в общем-то…

— Ты что думаешь, — перебивает Володя, — у тебя, что ли, лучше получится? Думаешь, взялся из ниоткуда, принесло тебя к нам каким-то попутным хреном, так все, ты сразу же прозрел в самый корень всех наших проблем и знаешь, кому и как следует поступать? Да я два года вокруг нее круги нарезаю, а ей хоть бы что — нет, говорит, ничего больше. Ни наших отношений, ни ее самой, ничего… Дура двинутая, — Володя яростно забрасывает окурок в стоящую тут же урну и лезет за следующей сигаретой. — Ну, ничего… Когда-нибудь ей наскучит этот хреновый концерт, и она перестанет валять дурака.

— Концерт? — я усмехаюсь, вспоминая панический страх в глазах, густо обведенных угольно черным цветом. — Ты так это называешь?

— А ты по-другому? Два года прошло, за это время любой неврастеник восстановится, наведет порядок в своей больной голове, разложит там все как надо, по полочкам. А Симка уперлась в свои переживания, и ничего больше ей не надо. Ничего, кроме внимания желающих ее бесконечно жалеть. Ну, что-то вроде того, как это делает Алина Сергеевна. Будь ее воля, она бы дни и ночи околачивалась рядом с дочуркой, — Володя передергивает плечом. — Но у Алины Сергеевны есть это самое желание, а у меня нет. Мне что-то совсем не улыбается забить крупный болт на свою жизнь, окопаться рядом с Симкой и постоянно выслушивать ее бессвязные бредни, большую часть которых составляют вообще какие-то неясные образы из сновидений. Из снов, прикидываешь? Иногда мне кажется, что она просто издевается над всеми нами, специально все это вытворяет, исследуя, насколько же нас хватит и когда наступит предел.

— А тебе не приходило в голову, что она реально могла измениться?

Володя презрительно смеется:

— Прошло слишком много времени, она давно должна была прийти в себя и прекратить уже строить из себя великую мученицу. У всех, блин, свои проблемы, но только она одна впадает в какое-то ненормальное состояние, зацикливается на всем этом, да еще тянет за собой в безнадегу всех своих близких людей. Ты сам видел ее предков, это просто какой-то лютый атас. Им башню срывает от ее выкрутасов, а Симке хоть бы что. И знаешь, почему? Да потому что других — никого, кроме себя — она не видит!