Наедине - Юлия Амусина

Сказав так, он бросает в урну следующий окурок и, поежившись, быстро запахивает края своего малинового пиджака. Мне кажется, что у нас с разгорячившимся Володей диаметрально противоположные взгляды на одну и ту же картину, и потому нет никакого смысла продолжать этот разговор, который все равно ничего не изменит. И тем не менее я задаю вопрос:

— А что, если она не притворяется?

— Тогда у нее просто съехала крыша, и я правильно делаю, что тихо-мирно дожидаюсь развязки в сторонке. Если постоянно рваться в бой, как ее родители, хватаясь за любую возможность побаловать Симкино неутомимое эго, то можно прошляпить кучу времени, но все равно ничего не добиться. — он поднимает на меня острый взгляд, смотрит неприязненно и прибавляет уже другим тоном. — Знаешь, у нас чувства. Реальные. Что бы ты там ни думал, а я люблю ее, но ту, которой она была когда-то — веселую и беззаботную девчонку, рядом с которой и сам чувствуешь себя значимым, живым. А не эту, затюканную то ли жизнью, то ли собственными стараниями серую тень. Когда я вижу ее теперь, мне, черт побери, хочется сунуть шею в петлю и удавиться. А я очень сильно люблю эту жизнь!

Ветер снаружи усиливается, треплет оголенные ветви близко растущих деревьев, мерно покачивающиеся фонари у входа, края нашей одежды. Володя сильнее стискивает полы своего пиджака, многозначительно поглядывая в сторону приветливо освещенного входа в клуб, куда ему так не терпится вернуться. Сзади меня слышится шум, затем чья-то тонкая рука просовывается под мой локоть, и голос моей сестрицы интересуется с нажимом:

— Мих, мы едем домой, или нет?

Не оглядываясь, я киваю. Катькино появление стирает с лица Володи озабоченную хмурость, с какой он говорил о Серафиме; сейчас во взгляде паренька появляется искорка живого интереса. Он расправляет плечи под малиновым пиджаком и даже улыбается, надеясь произвести лучшее впечатление. Его настроение заметно улучшается. Держу пари, он принял Катьку за мою девушку, испытал что-то вроде облегчения и поспешил исключить меня из списка потенциальных коршунов, кружащих вокруг беззащитной добычи в лице Серафимы.

— Миш, тут холодно, — жалуется сестрица, теснее прижимаясь к моей руке.

Я вторично киваю и теперь разворачиваюсь к ней полубоком. Машинально набрасываю на ее затылок капюшон, укрывая сестрицу от ветра, и в этот момент замечаю Володиного приятеля, выбравшегося на крыльцо клуба в поисках исчезнувшего паренька. Белобрысый замирает у тяжелой входной двери и просто наблюдает за тем, как мы расходимся в разные стороны. Даже когда Володя поднимается на крыльцо, белобрысый не торопится возвращаться в теплый зал клуба. Я спиной ощущаю на себе его взгляд до тех пор, пока мы с хранящей молчание сестрицей не исчезаем из зоны видимости, просматривающейся со стороны молодежного заведения.

* * *

В квартире Катерина с разбегу прыгает на диван и замирает, без слов предлагая мне катиться ко всем чертям и не трогать ее хотя бы скудный остаток этого вечера. Но по тому, как напряглась ее спина под тонкой белой блузкой, я понимаю, что сестрица только и ждет момента, когда я с ней заговорю. Вместо этого я неторопливо стаскиваю с плеч куртку, прилежно тащусь с ней в прихожую и даже определяю на вешалку, а не бросаю как зря на свободное местечко под ней. Иду на кухню и ставлю чайник. Примерно через пару-тройку минут сюда же приносит и Катерину. Она хмуро оглядывается, подгребает под себя стул и садится на него верхом.

— Ну? — интересуюсь, привалившись к кухонной тумбе.

— Вот только не начинай! Я просто отдыхаю. Что мне уже, нельзя с друзьями встретиться? — несется в атаку Катька, засыпаясь прямо на ходу.

Она изо всех сил пытается состроить злобную физиономию, но в итоге делается похожей на ощетинившегося злобного хомячка, даже щеки дует точно так же.

— Можно, можно, — великодушно разрешаю я, устраивая руки на груди. — Только так, чтобы отец не поднимал на уши всех наших знакомых, пытаясь тебя отыскать.