Наедине - Юлия Амусина

Я знаю, что все, кто так или иначе оказывается вовлеченным в мою жизнь, в итоге начинают жалеть о том, что однажды пересеклись со мной в одной из бесчисленных точек на своем пути. Люди не хотят быть причастными к тому, что может их напугать. Сидя у экранов своих телевизоров, они равнодушно наблюдают за тем, как в одночасье рушатся чужие судьбы, со знанием дела осуждают чужие фатальные ошибки и думают, что уж с ними не может произойти ничего ужасного. Их уверенность в своей неуязвимости тверда, как гранитные плиты. А я являю собой наглядный пример того, что стабильность однажды может рухнуть, невзирая на принятые меры предосторожности. Даже у самых добрых сказок бывает ужасный конец.

Вновь чувствую, как что-то неощутимо толкает меня обратно к самому краю, туда, откуда я с таким трудом отступила на несколько шагов, но так и не сумела достичь черты безопасного расстояния.

Я не знаю, почему в конечном итоге он оказался внутри моей одинокой квартиры, куда посторонним вход давным-давно запрещен, зато почти наверняка знаю, почему он оттуда ушел.

Неучастие. Чужие заморочки должны оставаться чужими. Я и сама когда-то так думала, с жалостливой опаской избегая встреч с людьми, у которых, по мнению адекватного общества, имеются значительные проблемы с социальной адаптацией. А потом я как-то в одночасье стала одной из них.

Так что нет, я совсем не удивляюсь тому, что мое окружение не может похвастать даже редким разнообразием. Но в тот момент, когда Миха вышел за дверь моей квартиры, оставляя меня один на один с привычным одиночеством, я вдруг почувствовала что-то вроде слепого отчаяния. Словно кто-то там, наверху, решил напомнить мне мое место, демонстративно показывая, что ни один человек в здравом рассудке не свяжется с такой, как я.

В конце концов, Никита оказался прав. Такие, как мы, должны держаться друг друга, не вмешиваясь в жизни тех, кто продолжает жить в счастливом неведении в мире, параллельному нашему.

Я занимаюсь своими обычными делами внутри клуба, вполголоса переговариваясь с лениво растянувшимся Панком, затем перебиваюсь сигаретой на заднем крыльце клуба, и лишь после выхожу в зал, припомнив, что сегодня еще не виделась с Ником. Стевич пребывал в заметном раздражении из-за того, что наш бармен не пришел до открытия клуба, но теперь-то, спустя час, Никита точно должен был появиться. Так и оказалось. Преодолеваю вырастающие на моем пути разнополые фигуры и, пробравшись за барную стойку, бодро похлопываю Ника по плечу в приветственном жесте. Тот сгибается так, точно моя рука весит добрую тонну.

— Эй, ты чего? — настороженно интересуюсь я, только теперь подметив, что Никита упорно перемешивает коктейль, избегая встречаться со мной глазами.

— Простыл, — отвечает лаконично, ни на секунду не прерывая своего занятия лишь для того, чтобы переброситься со мной парочкой слов.

Чувствуя во всем этом явный подвох, я присматриваюсь к Нику и замечаю, что сегодня он выглядит не в пример бледнее обычного.

— Ты вымазался тоналкой? — спрашиваю с удивлением, едва коснувшись кончиками пальцев его бледной щеки, от чего мой друг дергается, словно от резкого удара. Кривится, но все же с неохотой кивает. — Ник, что случилось?

— Немного повздорил с ребятами, — бурчит он, осознав, что отвертеться от меня не выйдет.

— С какими ребятами?

— Сим, я в порядке, — он морщится, не желая развивать эту тему, однако я не могу просто взять и оставить его в покое. Впервые за все время нашего знакомства я вижу Ника в подобном состоянии, и это не на шутку меня тревожит. Особенно учитывая его явную склонность к перепадам настроения, вызванную малейшим влиянием извне.

— То есть какие-то ребята пристали к тебе ни с того ни с сего?