Наедине - Юлия Амусина

Никита склоняется ближе к моему лицу и теперь тепло дышит куда-то в область моей шеи, что со стороны, да еще в таком свете, вполне возможно принять за поцелуй. Я чувствую его дыхание на своей коже, собственные подрагивающие ладони, и едва сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть пугливо в сторону от него. С большим трудом пытаюсь контролировать нарастающую панику, бьющую прямо в мозг. Нерешительно поднимаю руку и кладу ладонь ему на плечо. Никита все так же тихо обещает, что все это не более чем спектакль, но дыхание его становится все ближе, и я крепко жмурю глаза, мысленно на все лады повторяя себе то же самое. Паника сейчас так не к месту, тем более, что для нее нет никакого повода. Я знаю Никиту и то, что он никогда не сделает мне ничего плохого. Он такой же, как и я. Мы полностью доверяем друг другу.

Но мысленные увещевания помогают слабо.

Когда он, наконец, убирает от меня свою руку и отходит обратно к стойке, я разворачиваюсь, надеясь увидеть ту самую достающую его девчонку не из наших. И я вижу ее. Более того, я узнаю в ней ту самую девушку, которая приходила с Михой в тот злополучный вечер и у которой я забирала его вещи, так как сам он не мог появиться в зале в одной лишь окровавленной водолазке. Красивая темноволосая девушка, по виду на пару лет младше меня, с широко распахнутыми глазами и тонко поджатыми бледными губами, беззастенчиво рассматривающая мое вытянувшееся в изумлении лицо. Прежде чем я успеваю сдвинуться с места, она ловко соскальзывает с барного стула и спешно исчезает за извивающимися в танце фигурами. Я бросаю быстрый взгляд на Ника, который со скупой улыбкой общается с молодой парой в блестящем латексе и на меня вовсе не смотрит. Минуту спустя меня окликает возникший из ниоткуда Стевич, и я послушно бреду за ним к черному выходу, где мы, устроившись на заднем крыльце, закуриваем. Стевич ненавязчиво подмечает, что в последнее время в нашем Клубе наблюдается слишком много лишних людей и делится со мной соображениями на тему, хорошо это или не очень. Для его бизнес-плана это, несомненно, выгодный плюс, но вместе с тем хозяин клуба отмечает, что это может существенно повлиять на привычную атмосферу в нашем тесном обществе. В свою очередь, я не вижу большого повода для беспокойств.

И только когда Стевич, бросив окурок в стоящую рядом урну, разворачивается и заходит обратно в здание Клуба, я мысленно возвращаюсь к недавней сценке у барной стойки, и чем больше об этом думаю, тем сильнее становится странное чувство неправильности где-то глубоко в груди. Стремительно, разрядом в контрольные двести двадцать пронзает мысль о том, что та девушка приходится сестрой моему… новому случайному знакомому. Я вспоминаю выражение ее лица и понимаю, что она вполне способна рассказать об увиденном своему брату. В этом нет ровным счетом ничего такого, и все же я ощущаю стойкую потребность объяснить ему, как все было на самом деле. Мне совсем не хочется, чтобы он думал, будто между мной и Ником есть что-то большее, чем крепкая дружба. Это глупо. Это странно. Это не поддается ни одному из возможных объяснений, но когда я достаю из кармана телефон и выбираю в скудном списке контактов его имя, то меньше всего размышляю о том, что совершаю очередную ошибку.

Он отвечает уже через пару гудков. А я вдруг с ясной отчетливостью понимаю, что мой звонок на самом деле не имеет вообще никакого смысла.

Я не знаю, что ему говорить.

И я говорю «Привет»…

* * *

— Ты умеешь выбирать время, — подмечает Мишка. И лишь теперь я с заметным опозданием понимаю, что нормальные люди в такой час обычно спят, а вовсе не развлекают разговорами свихнувшихся девиц, которым не дает покоя какая-нибудь очередная глупая блажь.

— Я тебя разбудила, — говорю, прижав ладонь к виску.

— Вовсе нет. Я уже начинаю привыкать к ночной жизни.

— Извини, мне стоило пораскинуть мозгами…