Наедине - Юлия Амусина

Миха хватает ладонью мое запястье, но почти сразу разжимает пальцы, наверняка припомнив недавнюю сценку в клубе, когда в припадке гнева он едва не размазал меня по столу.

— Я не хотел тебя смущать, — говорит мне проникновенно, но добивается прямо противоположного эффекта. Я бы сейчас здорово удивилась, если бы зеркало не отразило моих вспыхнувших щек.

— Ну… у тебя это получилось, — тяну неопределенно, спиной пятясь к проему, ведущему вглубь моего невзрачного жилища.

— Да брось, — он быстро оказывается рядом со мной. — Ты классно выглядишь.

— Шутишь? — я только качаю головой, мечтая поскорее очутиться за дверью ванной комнаты и сделать что-нибудь со своим кошмарным естественным видом.

— Ничуть. Послушай, я…

Он вновь тянет было ко мне руку, но я отскакиваю, в отрицании мотаю головой, и, буркнув повторное приглашение устраиваться в комнате, спешно скрываюсь в ванной. Только теперь, очутившись за плотно прикрытой дверью, я выдыхаю, опираюсь ладонями о покатый край тумбы и низко склоняю над раковиной голову, оттягивая момент истины и мысленно убеждая себя в том, что не происходит ничего из ряда вон, мой сон совершенно ничего не значит, и вообще Мишкин неожиданный визит нисколько не выбивает меня из шаткого равновесия. В конце концов, человек существо социальное, даже такие, как мы должны с кем-то общаться, это нормально и совсем неплохо.

Даже очень хорошо.

Вот только мое к нему отношение не слишком-то похоже на дружбу. Вообще ни на что не похоже.

Я резко вскидываю голову и смотрю прямо в глаза своему зеркальному отражению, силясь рассмотреть в нем те жалкие крохи, которые могли бы остаться от той девчонки, какой я была когда-то давно, но все тщетно, равнодушное стекло отражает лишь бледную тень. Мне хочется запустить в нее чем-нибудь, расколоть на миллионы осколков, уничтожить, но я ничего этого не делаю. Понуро опускаю голову, отворачиваю кран с холодной водой и умываюсь, не слишком надеясь, что это может привести меня в чувство. Затем рука моя тянется к косметичке, и я привычными движениями принимаюсь наносить на лицо минимальную раскраску, самый облегченный вариант для экстренных случаев. Тщательно подвожу глаза незабвенным черным, едва прохаживаюсь по ресницам узкой щеточкой угольной туши, убираю излишки и вновь изучаю свое отражение в зеркале.

Этого должно хватить.

Перевожу взгляд на свою спальную одежду и запоздало понимаю, что тут мне попросту не во что переодеться. Чтобы сменить пижамные вещи на повседневные, мне нужно будет пересечь коридор, зайти в комнату и распахнуть дверцы шкафа — все это при несомненном присутствии моего раннего гостя. Едва сдерживаюсь, чтобы не стукнуть ладонью по раковине, вновь смотрю на свое преобразившееся отражение и намеренно растягиваю губы, имитируя дружелюбную улыбку. Уголки моих губ опускаются сами собой, а я лишний раз напоминаю себе о том, что даже при наличии мамы-актрисы мои актерские таланты необычайно скудны. В этом смысле я полная бездарность, даже в детстве я таскала конфеты из вазочки таким образом, что мама каждый раз это замечала и постоянно ловила меня на горячем. У меня не было ни единого шанса ее провести.

Ладно… Я разворачиваюсь лицом к двери, вновь пытаюсь изобразить улыбку, корчусь в раздражении и в конце-концов выползаю из своего временного укрытия, иду прямиком в комнату, с каждым шагом ощущая, как грохает в ушах звук моего собственного сердца.

Миха сидит на диване, бездумно листая свежий номер журнала «Бункер», но когда я появляюсь в дверном проеме, он откладывает субкультурное чтиво в сторону и поднимается мне навстречу.

— Послушай, Сим…

Моя улыбка все еще выглядит до отвращения фальшивой.

— Опять все как-то по-дурацки вышло, — с озабоченностью изрекает он, разводя руками по сторонам. — Я думал… Теперь даже не знаю, о чем именно я думал.