Разрыв не по шаблону - Тамара Шатохина

Дни потекли потихоньку — один за одним. Это было удивительное по красоте и настроению место и странное человеческое общество — братство отшельников, что очень даже устраивало Вадима. Пускай он не был им братом по духу, но по образу жизни — несомненно. Его не тянуло к женщинам — улеглось как-то и уже не мучило. Он отдыхал от деловых разговоров и пустой болтовни — здесь тоже все по большей части молчали, а если и говорили, то только по делу. Перед глазами не мельтешило красочное многообразие уличной толпы — в монастыре постоянно проживали всего тридцать два человека, всегда одетые в рабочую одежду или черные рясы.

Скоро он знал всех живущих здесь в лицо, а многих и по имени — брат Иван, брат Федор… Монастырь был новым, место это не было знаменито в прошлом, и любопытствующие паломники не надоедали своим присутствием. Посетители появлялись здесь вообще нечасто — мужчины и женщины, иногда с детьми. Выживала братия их пожертвованиями, собственным трудом и тем, что скромно выделяла епархия. Вадим все же вбросил ту тридцатку в ящик для пожертвований, хотя трудники обычно жили и столовались бесплатно. Но работник с него пока что был так себе…

Его посильный труд использовался в разных местах — на кухне, где он помогал, как подсобный рабочий, на хоздворе. Как-то собирал травы и огурцы, чтобы приготовить их малосольными, срезал и развешивал пучками в тени мелиссу, тимьян и перечную мяту. Когда совсем ушла слабость, не спеша сгребал сено в валки, взялся кормить кур и даже собирал в лесу грибы. В церковь на службы не ходил, не видел в этом смысла. Работал, молчал, думал…

Однажды возле теплицы, которую ему поручили полить, остановился отец-наместник, поздоровался и поинтересовался, почему он ни разу не видел Вадима на службе, на что тот честно ответил:

— В бога я не верю. Зачем тогда лицемерить, кому это нужно?

— Интересно, — задумался тот, накручивая на палец длинную жидкую бороду: — Если вы атеист… тогда почему спасаетесь здесь?

— Я не воинствующий… спасаюсь? Ну да, наверное, так и есть — спасаюсь, но не в том смысле. Со здоровьем проблема и… раздрай внутренний, не в мире с миром, короче, — невесело скаламбурил Вадим.

— Ну, лечитесь тогда, — развернулся и пошел себе дальше монах.

— И агитировать за веру не будете? Сейчас ведь самое время, психологически верно — когда человеку плохо, — удивился Вадим.

— Вера идет впереди размышлений. Она или есть или нет ее, что тут агитировать? — в свою очередь удивился монах, — лучше хоть здесь стало?

— В плане физическом? Да, наверное… спасибо, — кивнул Вадим, ставя на траву полную лейку.

— А в Господа и раньше не верили или разуверились? — любопытствовал мужчина.

— Меня страшно наказали, — чуть замялся, но все же поддержал разговор Вадим, — я никого не убивал, не воровал и если такое наказание от Бога просто за ошибку, слабость, то… справедливости в его действиях я не вижу.

— Расскажете? Хотелось бы разобраться… хотя бы попробовать. А выговориться порой не мешает, знаете такое?

— Практиковал, — улыбнулся Вадим, — с отцом Михаилом. Это он мне посоветовал приехать сюда.

Вначале они стояли, а потом присели на две дровяные колоды, которые кто-то из сильно устававших от трудов в теплицах поставил возле них. Вадим рассказывал не спеша, спокойно. Только когда зашла речь о сыне, голос дрогнул, и он взял небольшую паузу, чтобы совладать с ним. В это молчание сразу же вклинился наместник, очевидно уже сделавший свои выводы:

— Ведомые похотью и гордыней, вы сами духовно оставили семью, которая нуждалась в вас, подтолкнули к одному из самых страшных грехов другого человека… И как вас за это наказали? Болезнью? Так она скорее в назидание, потому что не смертельная. Вы благополучны, все ваши близкие здоровы и живы… вы сейчас здесь — в чистоте и благости.