Разрыв не по шаблону - Тамара Шатохина

Кардиолог обещал, что прием препаратов укрепит сердце, поможет отсрочить болезнь. Но заметил так же, что депрессия способствует ей. Советовал хорошего психолога. Вадим рассматривал себя после этого в зеркале — искал настолько явно видимую депрессию, но находил только признаки начинающегося старения: углубившиеся морщинки на лбу, редкую пока еще седину в шевелюре, вечно поджатые губы… Он стал более строгим и даже жестким с сотрудниками и клиентами, чем неожиданно поднял свой авторитет. Но это не радовало, ничего уже не радовало…

Еще и в один из последних февральских дней ему позвонил отец Михаил и сообщил, что Владимир Иванович — монастырский отец-наместник, вчера преставился и завтра его будут отпевать там же — в храме. Если он считает нужным…

Вадим считал. Не мог уснуть в ту ночь, даже выпил… Трудно представлялось — живой, цельный, умный человек, который был для него настоящим авторитетом, помог и поддержал, стал сейчас просто куском… нельзя было так думать — в таком ключе. Да и не был он мертвым в его памяти — там жили благодарность и уважение к монаху. Так может он зря согласился на совместную с отцом Михаилом поездку? Помнил бы живого.

Но тянула совесть, мешая успокоиться — знал же, что тот болен, хотя и не подозревал — насколько сильно. Толку, что оставил тогда в монастыре круглую сумму? Мог просто проведать по-человечески. Но не хотелось надоедать человеку своим нытьем, а других разговоров у них как-то не получалось — нес к нему то, что болело. Как не поехать? Тогда еще и эта вина не даст спать, жить… И он поехал.

В небольшом каменном храме было очень холодно. Отец Михаил просветил его:

— Владыка благословил строить без печей. И не угадал — зимой-то служат в деревянном, а этот используют только вот так. Но летом промерзшие стены “потеют” — до самой середины, считай.

Вадим кивнул, обводя взглядом внутреннее убранство храма и людей в нем.

На отпевании присутствовала вся братия, но и не только — у скромного черного гроба стояла хрупкая светловолосая женщина лет тридцати двух-трех. А может и моложе или старше — сейчас трудно было понять, потому что глаза у нее запухли, а губы были искусаны почти в кровь. Человек всегда некрасив в горе, оно искажает черты, гасит взгляд, но все равно понятно было, что женщина эта миловидна и приятна… Вадим отвел глаза — ей и так должно быть не по себе под чужими взглядами. Или же наоборот — все равно сейчас на всех присутствующих, на весь мир. И все-таки наблюдать чужое горе было не просто неловко, но еще и тяжело. Ему — точно тяжело, потому что и он тоже чувствовал себя осиротевшим. Странно это было, будто и не совсем оправдано, но было же?

— Дочка его. Бедная девочка — матери тоже нет, — вздохнул отец Михаил, — бездетная, брошенная мужем по этой причине. Немилосердно…

— А как иначе? — невнятно пробормотал Вадим и опять посмотрел на дочь своего духовного отца — он смело мог считать его таковым.

Наверное, молодой женщине неловко было слишком явно выражать свое горе на виду у молчаливых и сдержанных монахов. И она до боли, наверное, сжимала край гроба пальцами — они даже побелели, намертво вцепившись в доску, обтянутую черной тканью. По чуть впалым, как у Ксюши, щекам текли слезы. Она просто смаргивала их и все смотрела и смотрела на неживое восковое лицо в обрамлении клобука и шлейфа-наметки.

Господи… какая же она одинокая — подумал Вадим. Совсем, как он. И забеспокоился вдруг, стал шарить по карманам, отыскивая перчатки — взгляд опять выцепил тонкие побелевшие пальцы. Наверное, она сейчас не чувствует холода — вся в горе. Отморозит еще…

Глава 33

После новогодних праздников Яна опять пошла в садик. А через три дня заболела острым респираторным. Когда болезнь проявилась, мы приняли все меры, но было поздно — ее подхватил и Левушка.