Свет мой - Наталья Чернякова

– Очень приятно. А можно я буду звать вас мамой? – продолжал показательные выступления Марсель.

– Это был сарказм? – спросила я.

– Нет, – ответил парень.

– А сейчас это был сарказм?

– Да.

– В общем, ты не хам, ты просто саркастичный.

– Гм. Круто вы меня сделали. Сдаюсь. Я чувствую, весело мне у вас будет.

– Не сомневайся, Марсельеза, – ответила за всех Соня.

Первое совместное мероприятие с Марселем мы провели, сходив в зоопарк. Конечно, наша семья бывала там и раньше, и дети, и мы любили это место, поэтому со старшим сыном пошли туда же – пусть посмотрит местные достопримечательности. Более всего Марселя впечатлили обезьяны. Сидит такой орангутанг и свысока посматривает на стоящих напротив людей. Возле его клетки собралось много людей, а Марсель вдруг показал обезьяне язык. Орангутанг как сидел с надменным видом, так и продолжает сидеть. Не дать, не взять – профессор на экзамене. Когда парень решил перейти к другой клетке, неожиданно раздались хлопки – это ему аплодировала обезьяна. За ней, смеясь и потешаясь, Марселю начали рукоплескать стоящие рядом люди. Тот же покраснел и ушел к другой клетке. Вот и без моих нравоучений обошлось. Обезьяны, оказывается, хорошие воспитатели.

Летом мы остались дома и никуда не поехали, во-первых, Софья сдавала выпускные экзамены, а во-вторых, мы с мужем весь июнь работали, он ещё – до половины июля, а там дочкино поступление было не за горами, поэтому мы выгадали только две недели и съездили на базу отдыха. Конечно, Саше было бы лучше оздоровиться где-нибудь на курорте или в санатории. После ранения это стало вынужденной необходимостью, но муж решил иначе – он не должен оставлять старшего сына ни на день.

– Неизвестно, как он поведет себя в моем отсутствии, я не хочу находиться в вечном напряжении. Что это будет за отдых? Обойдусь пока.

Да, действительно, Марсель прислушивался к тому, что требовал или просил отец. Удивительным было то, что почитал парень и Софью. С остальными был подчеркнуто вежлив. Больше хамства с его стороны не наблюдалось, но и уважительного отношения не ощущалось тоже, была им одним разыгранная и пока не понятная нам игра. Странное затишье напрягало и пугало, казалось, что вот-вот должен произойти взрыв. Несмотря на это, я убеждала Сашу: «Пока мы заслужим авторитет в глазах мальчика, возможно, пройдут годы, а вот здоровье не восстановится само по себе, для этого нужно регулярно ездить в санатории, забыл, что говорил врач после твоего ранения?»

Действительно, в 2000 году, во время второй командировки в Чечню, Саша получил серьезное ранение в грудь и едва выжил. У него и в первую чеченскую кампанию было ранение, но легкое. Помню, как мы ликовали в 1996 году, что спустя полгода, в мае, увидели его живого, хоть и не совсем здорового. Как радовались, что всё обошлось, муж выздоровел и служит дальше в той же части, идёт на повышение, к тому же за умело проведенные операции во время боевых действий, за самоотверженное исполнение долга в условиях повышенного риска для собственной жизни награждён орденом. Больше радоваться было нечему. Все его силы, всё здоровье отнимала служба. Конечно, Саша очень быстро продвигался по карьерной лестнице и в тридцать лет получил звание майора, командовал уже батальоном. Но был один большой минус такого стремительного карьерного роста – нам катастрофически недоставало общения с ним, несмотря на его старание каждую свободную минуту уделять внимание мне и детям, заботиться о нас и, когда надо, защищать. Наверное, двадцати четырех часов в сутки, проведенных с Сашей, мне было мало – он мой воздух, мой свет, мой Огонёк!

Я не сомневалась, что вскоре мужа направят на учёбу в академию. Так бы оно и было, но снова помешала война.