Месть - Мария Голованова (2022)

Уже поздно ночью Евгений рассказал, что Крылова Любовь Петровна, мать Вани, написала официальный отказ от сына. Адвокат убедил ее не тревожить мальчика, что она ему не сможет дать такого будущего, какое ждет того впереди.

– Как удалось?

– Девочка моя, тебе лучше об этом не знать.

– Дозу положили перед глазами?

– Я всегда говорил, что ты умница. Но о моей работе не будем. Теперь живи спокойно. Ну, пометалась девчонка, опомнилась через три часа, вернулась на страшное место своего самосуда, не нашла там сыночка. Попала в дурную компанию, стала наркоманкой. В период просветления пришла мысль: найти здорового ребенка. Вернулась. Стала расспрашивать людей. Такое событие в маленьком городке не удержишь в кармане. Искать помогли крутые друзья, погрязшие в грехах. Теперь воют в камерах, грозятся прибить Любку с ее выродком: срок им выпадает немалый, да еще четверых взяли вместе с главарем. Шутка ли, всю шайку – лейку загребли. А Костя не мог к ним подобраться уже два года. Улов для его бригады отменный. Грозился бутылку коньяку поставить нам с тобой.

– Ничего мне не надо, лишь бы оставили в покое Мишку.

– А что, Мишка мне не сын, разве не стараюсь для него?

– Молчу. Просто душа изболелась.

– Успокойся и береги Машку. В декретный отпуск поедешь к отцу.

На этом и порешили супруги. Однако когда подошло время к отъезду, Нина Николаевна категорически отказалась ехать в Германию. Заявила, что квартиру оставлять без присмотра нельзя и за Евгением Михайловичем ухаживать будет некому: поесть приготовить, постирать. Посмеялись хозяева над домработницей, но приняли ее отказ. Ксения полетела с Мишкой к отцу.

Стоял теплый октябрь, но с Северного моря уже дул прохладный ветер. Моряк в третьем поколении, Александр Фишер неожиданно поежился: то ли от вечерней прохлады, то ли от мысли, что пора на отдых. Совсем из порта он уходить не собирался, а вот руководство следовало отдать молодым. Засиделся в начальниках: тридцатилетний трудовой юбилей отметил с портовиками, да и преемника отличного воспитал. Было грустно. Он сидел в беседке, обвитой виноградом, одинокий в своих мыслях. Его плеча коснулась рука любимой и единственной дочери.

– Загрустил, папа?

– Да, Ксюша. Годы позволяют такую роскошь: тихую грусть. В молодости эта штука с надрывом. Даже море не унесет с собой.

– Ты о маме?

– О маме, девочка моя. Лежать мне с ней в разных землях.

– Папа, земля одна. И у тебя есть Лиза, Маркус. Я приехала с Мишкой. Ванька вырос. Что на тебя накатило? Говори.

– Все вы слишком дороги. Однако смотрю на жену, с которой повезло, на детей и внука, на тебя, и вижу молодость, неизгладимые кадры встреч с Ириной, потом мое неспокойное море. И суматохе дней подкрались года, которые умеют оценивать, смиренно идти на необходимые лишения. Да, ладно, дочь. Это уже мысли старика.

– Нашелся старик. Не смеши. Ты, вероятно, решил уходить из порта?

– Что ты, дочь. Без него я не выдержу и дня. А вот руководство им завтра отдам молодому энергичному умному и грамотному моряку. Настоящему. От бога. Есть такой. Я уже обговорил с министерством его кандидатуру. Там поддержали. Но меня не торопят. Только жалко парня держать на задворках, когда он может сдвинуть в порту многое. У меня, к сожалению, уже хватка не та.

– Решил, значит действуй. Не переживай. Эта неотвратимость жизни сломать может только слабого, а ты у меня сильный, папа.

– И ты в меня!

– Согласна. И благодарю тебя за это.

– Я тебя не воспитывал.

– Папа, меня воспитывал детдом, и чужие люди помогали мотать сопли на кулак. Твои гены спасли меня не только от греха, но проверили на выживаемость.

– Ксюшенька моя! Если бы ты знала, какая ты для меня боль и радость! Боль прошлого и радость настоящего так соединились в твоем образе, любимая, что порой ночью я зову тебя. А Лиза пугается.

– Хорошо, что не ревнует!