Неверная - Айаан Али (2012)

– Продолжай, – сказала бабушка, внимательно глядя на меня.

– Маган – сын Иссе.

– Дальше.

– Иссе – сын Гулейда, сына Али. Сына Вай’айса. Сына Мухаммада. Али, Умар, – я на мгновение задумалась. – Осман, Махамуд.

Довольная собой, я перевела дух.

– Бах? – спросила бабушка. – Которая из жен?

– Бах Йа’куб, Гараб-Саре. – Я произнесла имя самой могущественной супруги Османа Махамуда, дочери Йа’куб, из Высшего Колена.

Бабушка нехотя кивнула. Неплохо для девочки пяти лет: я смогла перечислить всех своих предков за последние триста лет – эти знания очень важны. Осман Махамуд – название субклана, к которому принадлежит мой отец, а значит, и я. Таково мое место в мире.

Позже, когда я подросла, бабушка уговаривала, а порой даже силой заставляла меня учить имена предков отца за восемьсот лет, до самых истоков великого клана Дарод. Я – Дарод, Харти, Мачертен, Осман Махамуд. Я – потомок той части рода, которая называется Высшее Колено. Я – Маган.

– Запомни хорошенько, – втолковывала мне бабушка, помахивая прутом. – В этих именах – твоя сила. Твоя родословная. Если будешь вести себя достойно – они сохранят тебе жизнь. А если обесчестишь их – навлечешь на себя проклятие. Превратишься в ничто. Будешь раздавлена и умрешь в одиночестве. Повтори еще раз.

* * *

Сомалийские дети обязаны знать свою родословную: это самое главное. При встрече два незнакомых сомалийца всегда спрашивают друг у друга: «Кто ты?» И начинают перечислять своих предков, пока не найдут общего.

Если у них обнаружится общий дедушка или даже прапрадедушка в восьмом поколении, эти два сомалийца будут связаны кровными узами, как двоюродные братья. Они – члены большой семьи. Если будет нужно, они дадут друг другу стол и кров. Несмотря на то что ребенок принадлежит к клану отца, ему также полезно знать родословную матери, на случай, если, отправившись в путешествие, ему понадобится помощь незнакомца.

Вот почему, хотя долгими полуденными часами пот струился по нашим спинам, мы со старшим братом Махадом продолжали хором твердить имена наших предков, стараясь выучить их наизусть. Позже бабушка стала учить тому же мою младшую сестру Хавейю, но ей так и не удалось достичь наших успехов, потому что, несмотря на ее быстроту и яркость, усидчивости в ней было еще меньше, чем в нас с Махадом.

Дело в том, что детям, выросшим в бетонных домах под твердыми крышами, традиционные учения о предках казались бессмысленными. Чаще всего мы принимались носиться, уворачиваясь от хлестких ударов прута. Позже мы забирались на дерево и играли в его ветвях.

Пока мама готовила обед в жаровне на древесных углях, нам больше всего нравилось лежать и слушать бабушкины истории. Они возникали ни с того ни с сего, когда мы меньше всего этого ожидали. Бабушка ткала и бормотала что-то себе под нос. Внезапно невнятные звуки превращались в сказку.

– Жил да был юноша-кочевник. И женился он на красавице, родился у них сын, – начинала бабушка.

Мы тут же затихали, делая вид, что очень заняты: малейший шум мог заставить ее прекратить рассказывать. Тогда нас бы прогнали, а бабушка вновь принялась бы искусно сплетать тонкие сухие травинки в полоски, которые затем сшивались в большое полотно.

– Дожди все не приходили, и кочевник отправился в путь через пустыню в поисках пастбища, где он смог бы поселиться вместе с семьей. Он прошел совсем немного и вдруг увидел клочок земли, покрытой молодой зеленой травой. На поляне стояла хижина из крепких веток. Внутри было чисто, пол был выстелен новыми циновками.

В хижине никого не было. Кочевник вернулся к жене и рассказал ей о том, что всего в одном дне пути от них есть такое прекрасное место. Но когда через два дня он пришел туда вместе с женой и ребенком, на пороге их встретил незнакомец – невысокий, плотно сбитый мужчина с белоснежными зубами и гладкой кожей.

Хавейя начинала дрожать от удовольствия, а я – от страха.