Неверная - Айаан Али (2012)

В детстве мама всегда была почтительна и покорна. Но пока она росла, мир вокруг изменился. Современная жизнь влекла кочевников в деревни и города, отчего старые традиции уступали место новым. Поэтому, когда маме исполнилось пятнадцать, она ушла из пустыни, покинув родителей, старших сестер и даже сестру-близнеца. Грузовик подвез ее до порта Бербера, там она села на корабль и отправилась по Красному морю на Аравийский полуостров.

Еще раньше точно так же поступила ее старшая сводная сестра Кхадиджа, дочь деда от первой жены. Затем и третья сестра пустилась в путь. Я не знаю, что побудило их к этому шагу, – мама редко делилась личными переживаниями. На дворе стояли 1950-е годы, и новая действительность, прокладывая себе дорогу острыми локтями, добралась уже до самых отдаленных уголков Земли. В конце концов, мама была совсем юной и, по-моему, просто не хотела сидеть в пустыне, когда вся молодежь уже укатила в город.

Кхадиджа обосновалась в Адене[2], центре британских территорий на Ближнем Востоке, и мама поехала к ней. Там она нанялась горничной к англичанке, научилась пользоваться ванной, стульями, вилкой и зубной щеткой. Маме так нравились строгие ритуалы – чистка, уборка, глажка – и изысканное убранство оседлой жизни, что она относилась к ним с еще большим вниманием, чем хозяйка дома.

Хотя в городе мама жила одна, без родительского присмотра, она вела себя в высшей степени целомудренно, раз и навсегда решив не давать повода для слухов. Аша Артан никогда не садилась в такси или автобус, опасаясь оказаться рядом с незнакомцами. Она сторонилась сомалийских мужчин, которые жевали кат[3], и девушек, которые заваривали им чай и хихикали, наблюдая за тем, как маленькие толстые листочки вызывают у этих мужчин эйфорию. Вместе с тем именно в Адене мама научилась молиться так, как подобает правоверной мусульманке.

Жизнь в пустыне почти не оставляла времени для молитв. К тому же кочевники этого и не требовали от своих женщин. Только мужчины пять раз в день расстилали молитвенные коврики и обращали взоры к Мекке, читая отрывки из Корана. Но здесь, на Аравийском полуострове, где Аллах явил Откровение Пророку Мухаммеду, мама научилась обряду омовения и узнала, как покрывать себя плотной тканью и молиться – стоя, сидя, простершись на земле, поворачиваясь направо и налево: танец покорности Аллаху.

В пустыне женщины не покрывали себя. Они работали, а это трудно делать в чадре[4]. Когда бабушка пасла скот и готовила, она заворачивалась в длинную грубую ткань, goh, оставляя руки, шею и волосы открытыми. В те времена мужчины часто присутствовали при кормлении детей грудью. И если они и возбуждались при виде нескольких сантиметров обнаженной женской плоти, то никогда этого не показывали.

В Адене у мамы не было защитника – ни отца, ни брата. На улице мужчины пожирали ее глазами, приставали к ней. Поэтому, выходя из дома, она, как и арабские женщины, стала надевать длинное черное покрывало с узкой прорезью для глаз. Чадра защищала ее от мужского вожделения и спасала от брезгливости, которую вызывали в ней нескромные взгляды. Покрывало стало символом ее веры. Чтобы угодить Господу, нужно вести себя скромно, а Аша Артан хотела быть самой чистой, самой непорочной женщиной в городе.

* * *

Однажды дедушка Артан приехал в Аден и сказал матери, что у него попросили ее руки и он дал согласие. Маме было тогда восемнадцать лет; она не могла перечить отцу, поэтому промолчала. Молчание невесты – достойный ответ на предложение, означающий благородное согласие.

Так мама вышла замуж за человека по имени Ахмед, хотя невзлюбила его с первого взгляда: он был слишком низкорослым и темнокожим, к тому же курил, а для нее это было все равно что жевать кат. Ахмед принадлежал к клану Дарод, как и она сама, и к ее же субклану Харти. Только, в отличие от нее, он был не из кочевников Дхулбаханте, а из торговцев Версенгели, поэтому, несмотря на все его богатство, мама смотрела на него свысока.