Неверная - Айаан Али (2012)

Теперь мне надо было перейти через границу, поговорить с офицерами и раздобыть немного еды. Остальные оставались на сомалийской стороне и ждали, пока Махамууд поправится: если бы он умер, что было возможно, наша ситуация стала бы еще хуже.

Я предъявила паспорт, и пограничники пропустили меня в Либойе, где я купила немного молока. Бабушка всегда говорила, что верблюжье молоко выводит скорпионий яд, но я смогла найти только коровье. Вернувшись, я отлила немного малышу, хотя остальные ворчали, что это перевод продукта, и угостила Марьян, чтобы у нее появилось свое. Но когда я попросила ее дать имя ребенку, она отказалась. Марьян уже смирилась с тем, что он умрет, и не хотела привязываться к нему.

Долгие дни мы сидели под палящим солнцем, среди палаток и отчаявшихся людей, и просто ждали. У Махамууда поднялась температура. Дождь прошел и наполнил водой небольшую ямку, выстеленную травой. Мы насыпали туда кукурузную муку, и я дала немного этой смеси ребенку.

Дети постоянно плакали. У одного из самых младших была какая-то инфекция дыхательных путей, у остальных – диарея. Младенец был таким маленьким, худым и хрупким, что я боялась взять его на руки. Марьян крепко прижимала его к груди, завернув в тряпку.

Представители ООН начали распределять еду. В основном они выдавали ее тем, кто назывался лидером клана, и эти люди либо оставляли ее себе и своим семьям, либо продавали. Получить продовольствие можно было, только зарегистрировавшись в главной палатке, но туда выстроилась очередь из сотен и сотен человек. Там же стоял резервуар с водой, но мне так и не удалось пробиться к нему: вода была самым главным сокровищем, и из-за нее постоянно возникали драки. Люди все время умирали. ООН наняла кенийских и сомалийских солдат, чтобы те помогали хоронить тела.

Земля кишела скорпионами, змеями и другими гадами, и я не имела ни малейшего понятия, какие из них ядовиты. Я отчаянно пыталась вспомнить бабушкины уроки выживания, а все остальные, казалось, впали в оцепенение и просто ждали смерти. Куда бы я ни пошла, везде люди смотрели на меня так, будто я могла спасти их. Когда я переходила через границу в своих туфлях, а потом возвращалась обратно с мукой и бананами, беженцам казалось, что я посланец из другого мира, мира нормальной жизни, которая еще где-то существует.

Однажды утром, идя за водой, я услышала о том, что ночью было совершено нападение на женщину. Она была из маленького субклана, совсем одна, и ее некому было защитить. Кенийские солдаты выволокли ее из хижины и изнасиловали.

Я пошла ее проведать. Она была словно одна большая рана: распухшее лицо, покрытое коркой засохшей крови; разорванная одежда; ноги все в синяках. Ее сильно трясло. Я коснулась ее руки и спросила, могу ли чем-то помочь, но она не ответила, только все время твердила: «Ya'Allah, Ya'Allah» – «Смилуйся, Аллах».

Когда я пошла за водой для нее, все вокруг стали говорить:

– Тебя не должны увидеть с этой женщиной. Она не чиста. Люди скажут, что и ты такая же, как она.

Я видела перед собой только человека на пороге смерти, над которым надругались, но для них она была изгоем.

Я понимала, что она скоро умрет. Я дошла до тента ООН и рассказала обо всем женщине из Шри-Ланки, объяснив, что сомалийцы не станут помогать жертве насилия и позволят ей умереть. Тогда представители ООН пришли туда и забрали пострадавшую. Когда Махамед и остальные услышали об этом, они сказали:

– Конечно, та женщина не виновата, но, знаешь, здесь столько проблем. Ты не сможешь спасти каждого.

Я это понимала, но мы должны были заботиться друг о друге. Через два дня еще одну женщину изнасиловали. Это стало случаться постоянно: кенийские солдаты приходили по ночам и насиловали беззащитных одиноких женщин, а соотечественники презирали жертв и бросали их умирать.