Неверная - Айаан Али (2012)

Однажды Махад привел домой двух друзей из клана Хавийе, которым некуда было идти. Он не мог бросить их на улице в Найроби, но наша квартира была до отказа забита людьми Дарод, которые целыми днями проклинали «мясников» Хавийе. Махад зашел в дом, встал на пороге и представил этих двоих. Он объяснил, что они ни в чем не виноваты, а потом добавил:

– Мы не будем говорить ничего плохого о Хавийе.

Все застыли в шоке, но подчинились. Эти двое мужчин прожили с нами неделю.

В марте я получила письмо из Финляндии от женщины, которая была влюблена в Махмуда Мухаммеда Артана. Она приложила к письму их совместное фото и написала, что у Махмуда есть наша с ним фотография в рамке, но он сказал ей, что мы кузены. «Правда ли, что вы только двоюродные брат и сестра?» – спрашивала она, ведь Махмуд собирался на ней жениться.

Это было словно подарок судьбы. Я уже почти забыла о Махмуде, а теперь эта финская девушка предлагала забрать его у меня. Я написала ей вежливый ответ. Конечно, мы с Махмудом только кузены и потому не могли пожениться: это был бы инцест. А если он и намекал на какие-то отношения между нами, то наверняка чтобы подразнить ее. Потом я спрятала письмо с фотографией, чувствуя себя взрослой женщиной, которая умеет ловко решать свои личные проблемы.

Глава 9. Абех

В апреле 1991 года отец приехал в Найроби. Братья Абдихалин вбежали к нам с этой новостью вечером, после ужина. Они услышали об этом в доме Фараха Гуре. Я подскочила от радости и стала танцевать. Хавейя тоже выглядела счастливой, Махад был немного задумчив, а мама, казалось, была удивлена тем, насколько мы готовы всех прощать.

– Мам, я пойду за Абехом и приведу его к нам, – сказала я.

– Ничего подобного. Он здесь не останется, – отрезала мама.

– Поговорим об этом потом, ладно? – произнесла я, совершенно не беря в расчет ее чувства.

Она не стала устраивать сцен по этому поводу, потому что не имела права разлучать нас с отцом: мы принадлежали ему.

Мы с Хавейей надели платки и пошли к Фараху Гуре. Его дом был полон беженцев, люди спали даже на полу. Мы ходили из комнаты в комнату, пока не встретили Фадумо.

– Где Абех? – спросили мы.

Она заулыбалась так, будто солнце выглянуло из-за туч.

– Он в Найроби, – ответила она.

В этот час все находились в мечети и должны были вернуться домой позже. В глазах Фадумо стояли слезы, она была так рада за нас, но просила понять, что все хотят поговорить с нашим отцом. Он приехал накануне, и все эти люди ждали его. И все же у нас было право увидеться с ним первыми.

Мы сели и прождали почти до полуночи, пока в дверном проеме не показалась фигура отца. Мы бросились к нему и повисли у него на шее, точь-в-точь как в Мекке, много лет назад, хотя теперь мы были вдвое выше ростом. Мы повалили его на пол, а он смеялся, обнимал нас и кричал:

– Дочки мои, дочурки!

Потом он посмотрел на нас с любовью и сказал:

– Вы уже взрослые женщины, а все равно такие же крошки. Фадумо пригласила нас в гостиную, но мы хотели забрать папу домой. Абех встал, улыбнулся ей и сказал:

– Есть время, когда стоит уйти, а есть время, когда стоит остаться. Сейчас не время оставаться.

Его волосы поседели, он постарел, но остался все тем же. Даже запах был прежним; я уткнулась носом ему в шею и вдыхала, пока он не снял платок и не отдал мне его. Мы ликовали, и все люди вокруг сияли – такая радость среди всех этих убийств, потерь, несчастий. Все были счастливы за нас. Они сказали: «Иди с детьми». Тогда мы вытащили папу из-за стола, и кто-то подвез нас до дома.

В темноте на дорожке стояли мама с Махадом. Я поняла, что мама не хотела здороваться с папой на глазах у всех – она ждала нас на улице несколько часов. Папа вышел из машины, распахнул руки и сказал ясным голосом: «Ах, Аша!» Но она отвернула лицо и сказала: «Нет». Папа все равно обнял ее, но мама не шелохнулась.