Неверная - Айаан Али (2012)

Абделлахи Ясин пришел в замешательство. Он пришел к нам с матерью и рассказал историю этой женщины. Мама взглянула на нее, как на что-то плохо пахнущее, и сказала, что не может пустить в дом шлюху. Я возразила. Не было никакого повода предполагать, что Фавзия – проститутка. В моем воображении предстала женщина в лохмотьях, которой пришлось жить в лагере для беженцев. Я сказала матери: «Если ты не позволишь ей остаться, я уйду».

Спор вышел долгим, но Махад и Хавейя поддержали меня, и мама уступила. Она сказала: «Пусть остается, но я не хочу видеть ее». Я нашла чистую простынь и полотенце – в нашем хозяйстве таких вещей было мало, – и эта бедная женщина и ее ребенок в конце концов остались с нами на несколько месяцев. К тому времени нас стало так много, что Хавейя, Иджаабо и я делили один матрас на троих.

Для Иджаабо Фавзия была женщиной, потерявшей всякий стыд. И она тут же придумала, как наставить ее на путь истинный и сделать членом Братства. Она все время говорила: «У тебя есть только один способ смыть позор – молиться, молиться и еще раз молиться, посвятить свою жизнь Аллаху, надеясь на прощение». Однажды, услышав это, я велела ей замолчать. Я сказала, что Господь не будет проверять, осудили ли мы женщину, забеременевшую вне брака, Он будет смотреть, насколько мы гостеприимны и добры.

Иджаабо в шестисотый раз за день процитировала Коран: «Если мужчина и женщина совершают грех прелюбодеяния, их следует наказать сотней ударов». Я ответила: «Ладно, вот палка. Раз в Кении нет закона ислама, хочешь заняться поркой сама?» Абех, который все это время был в комнате, рассмеялся и принял мою сторону. Иджаабо всю неделю делала вид, что оскорблена и злится.

Махад и Хавейя знали, что я любимица отца, но понимали, что сердиться нельзя, ибо ревность наказуема.

Сомалийцы избегали Фавзию. Когда мы отправлялись в магазин, к ней всегда приставали на улице. Мужчины похотливо смотрели на нее и пытались схватить ее за грудь. Они никогда не позволяли себе такого со мной, дочерью Хирси Магана. Фавзию воспринимали как блудницу, которую не защищает клан. Она была легкой добычей.

Фавзию часто оскорбляли как словесно, так и физически. Она считала, что заслуживает такое отношение. Она просила меня не обращать внимания на замечания Иджаабо, в отличие от которой помогала мне готовить и убирать, ходить за покупками. После утренней молитвы Фавзия не возвращалась в постель, как все остальные, а помогала мне печь angellos на завтрак. Она сказала мне, что живет только ради сына. Малыш был такой же жертвой, как и она. Старшие дети третировали мальчика. Аидарус и Ахмед, мои младшие кузены, мучили его. На нем было клеймо. Я впервые видела ребенка незамужней женщины.

Если сомалийская девушка беременела, она совершала самоубийство. Я знала девушку, которая облилась бензином и прямо в гостиной сожгла себя. Конечно, если бы она это не сделала, отец или брат убили бы ее.

Фадумо, жена Махамеда Абдихалина, получила письмо из Швейцарии. Ее сестра, которая жила в Европе, подготовила все документы, чтобы Фадумо и ее детям выдали швейцарскую визу. Оставалось только сходить за ней в посольство и купить билеты. План был такой: Фадумо отправится с детьми в Европу, только поедет не в Швейцарию, где сомалийцам почти никогда не присваивают статус беженцев, а в Голландию. Оказавшись в аэропорту Амстердама, Фадумо порвет билет и попросит политического убежища в Нидерландах, где получит статус беженца и будет жить, получая пособие от государства.

Махамед оставался в Найроби: он пытался организовать свой бизнес. Если у Фадумо все получится, он сможет тоже поехать в Европу. Для него это было что-то вроде страховки: если дело не выгорит, в крайнем случае он может присоединиться к семье.

Через неделю после отъезда Фадумо сообщила, что она в лагере беженцев в Голландии. «В лагере» – это звучало не очень обнадеживающе.