Подсолнух - Ирина Воробей

— Но это не значит, что я не страдаю, — тут же исправилась Татьяна, сделав резкий выпад вперед в порывистом желании оправдаться.

Женщина смерила ее презренным взглядом и покачала головой. Видимо, успокоившись, она вернулась на рабочее место и вплотную придвинула себя к столу, подняв документы, что принесла помощница. Пробежавшись по тексту быстрым взглядом, она отложила их в лоток, уже заполненный кипой других таких же листов бумаги.

— Лада мне все рассказала, — виновато начала девушка, поглядывая то на директора, то на бумаги.

Нервы зашевелились. Она начала переминаться с ноги на ногу и сжимать пальцы с силой, чтобы до боли.

— Я хочу попросить прощения… — Татьяна взглянула на женщину, глядевшую перед собой на стол, — у тебя. Я глупо поступила. Я просто даже…

Она со вздохом подняла глаза к потолку и с выдохом снова уставилась на пол.

— Я даже не думала… представить не могла, что все так… будет. Мне, правда, очень жаль.

Арина с чувством мотнула головой в сторону и уставилась в окно напротив себя. Девушка смотрела на нее безоружно, не зная, что еще сказать, хотя выговорить хотелось многое, но все казалось таким бессмысленным и глупым. Оправдания себе она могла найти с трудом. Сама в них не верила теперь. Но так было на самом деле. Оставалось уповать только на понимание.

— Интересно, а об отце своем ты думала? — спросила вдруг Арина, устремив в девушку пронзительный взгляд.

Татьяна оторопела. Облизнув нервно губы, она сглотнула огромный комок боли, что появился в груди как будто из ничего. Брови сдвинулись в выражении сожаления.

— У меня дочь тоже часто сбегает. Я его прекрасно понимаю, — продолжала Арина добивать девушку. — Но я хотя бы знаю, куда она всегда бежит, и всегда могу ее найти.

Взгляд женщины казался все более пронзительным, как будто самозатачивался с проникновением в душу, и оттого становился невыносимым.

— Вадик рассказывал, что спас твоего отца от самоубийства. Просто вовремя зашел в гости. Тот хотел выброситься в окно. Я и подумала, что у вас это семейное.

Она слабо усмехнулась, взглянув на запястье. Татьяна разинула рот и сразу накрыла его ладонью, впившись в кожу между большим и указательным пальцем зубами.

— Папа в курсе? — спросила она тихо, чувствуя, как горячая слеза увлажняет щеку.

— В курсе, что ты жива и здорова, но не знает, где ты, — неодобрительно фыркнула Арина. — Вадик, понимаешь ли, уважает твой выбор и наврал, что просто видел тебя на улице, а ты опять убежала.

Татьяна тяжело вздохнула. Очень долго, девушка не вела счет времени, но в сознании оно тянулось бесконечно, они просто молчали, не меняя ни поз, ни жестов, ни мимики лица. Каждая смотрела сквозь другую, пространно, задумчиво и пусто. Но в этом было умиротворение. Чувствовалась оттепель. Напряжение спадало. Нервы постепенно возвращались к привычному режиму работы, как и сердце. Воздух в кабинете разжижился. Дышать стало легче.

— Репетиция ждет, — мягко проговорила Арина, откинувшись в кресле.

— Да, — тихо ответила Татьяна, посмотрела с глубокой признательностью женщине в глаза и убежала прочь.

Теперь все ее мысли занимал отец. Она перебирала больные воспоминания, их ссоры, свою ненависть к нему, которая до сих пор подпитывала ее изнутри, заставляя отрекаться от прошлого целиком. Одно его лицо, всплывающее в памяти, раздражало в ней лютую злость.

«Это все из-за него! — в ярости думала девушка, стараясь себя оправдать. — Он сам виноват, сам себя до такого довел! И меня довел! И Вадима, и Арину. Они все страдали из-за него. У меня просто не было выхода. Он это заслужил. Пусть мучается. Даже покончить с собой не мог нормально, тихо, в ванной. Нет! Ему обязательно нужно устроить зрелище, чтобы все видели, чтобы все сострадали ему, чтобы его пожалели. Нет, он не достоин этого».