Подсолнух - Ирина Воробей

В дверь постучали и две руки просунули пирог на блюде. Вадим перенял его, поблагодарил и поставил на стол. Отец разжился собственной кофеваркой, потому что машинный кофе он не признавал, ничем толковым это не аргументируя. Парень позаботился о стульях, пока отец возился с напитками. Татьяна решила нарезать пирог.

— Хорошо, что ты, наконец, занялся любимым делом, — сказала она, принимая от отца кружку с черным кофе.

Он посмотрел виновато и опустил взгляд на кофейное блюдце. Для дочери он достал из ящика сливки. Себе в чашечку бросил пару таблеток подсластителя. Вадим довольствовался напитком без всего.

— Я тоже доволен, — ответил отец, не поднимая глаз. — Я раньше никогда и не задумывался о том, что можно любить то, что делаешь, любить того, с кем спишь, ходить куда-то, не потому что надо, а потому что любишь.

В маленькой чашке отец наблюдал колеблющиеся отражения, внимательно следя за бликами света и движениями жидкости. Татьяна с Вадимом наблюдали за ним. Оба навострили уши. Оба ждали продолжения и не осмеливались ничего говорить.

— Нас так воспитывали, — произнес он со вздохом и сделал глоток, посмаковав напиток немного во рту с причмокиванием. — В меня внедрили идею о Большом театре. Я внедрил эту идею в тебя. Благо, Вадик вытеснил ее собой.

Отец хихикнул, взглянув на парня. Тот вскинул брови и выпил кофе. Татьяна тоже сделала глоток.

— Вы пирог-то ешьте, — спохватился отец и выдал им по блюдцу с кусками.

Вадим отломил маленькую часть вилкой и попробовал. Татьяна не торопилась. Надеялась сначала понаблюдать за реакцией парня. Он медленно разжевал отломленную долю, а потом проглотил и закивал.

— Необычно, — вынес парень дегустационный вердикт. — И вкусно.

Карий взгляд перешел на Татьяну, чтобы она тоже попробовала. Деваться было некуда. Девушка отделила вилкой треугольную верхушку пирога и сунула в рот. Сначала почувствовался сахар, много сахара, а затем — приятная свежая кислинка, тут же сдабриваемая новой порцией сладкого. Рыхлое под действие кислого сока тесто нежилось во рту. Вкус не был экзотическим, но такое сочетание, действительно, встречалось редко. Девушка тоже закивала, все еще жуя. Отец широко заулыбался.

— Я как в тумане до этого жил, — продолжил он свою исповедь.

Парень с девушкой снова прислушались.

— Самое интересное, был так убежден в своей правоте, — он мотнул головой и усмехнулся, глядя в чашку. — Как, наверное, немцы, когда выбирали Гитлера.

Татьяна хмыкнула на такое сравнение и съела еще кусочек пирога. Вадим улыбнулся.

— Куколка, — сказал он снова, но Татьяна уже не пресекала его взглядом, а он и не смотрел на нее. — Я сам себя простить не могу, что уж мне тебя просить об этом. Но…

Отец тяжело вздохнул и выпил залпом остатки кофе. Татьяна вся напряглась, боясь услышать что-нибудь и еще больше боясь необходимости отвечать на это. Она уставилась на удрученного отца, сидящего с повисшей головой, вертящего неловко в руках маленькую белую чашку.

— Надо как-то жить дальше. Нам обоим, — отец, наконец, осмелился заглянуть ей в глаза. Девушка нахмурилась. — Я хочу хотя бы знать, что у тебя все хорошо, что ты где-то ходишь по этому миру, что ты счастлива и, тем более, если тебе вдруг плохо. Не теряйся больше, пожалуйста. Я этого не вынесу.