Русская рулетка - Элли Лартер (2018)

— Идем? — своим вопросом Нэйт вывела Кристен из задумчивости, и Кристен в ответ тут же закивала, поудобнее перехватывая Джонни:

— Конечно, идем…

Им пришлось потратить еще минут пятнадцать, чтобы углубиться в лес могильных насыпей, черных кованых оградок, крестов, памятников и венков, прежде чем они добрались до второго пункта назначения — аккуратной могилы, окольцованной серебристой оградой. Креста здесь не было — только надгробный камень из черного мрамора, а на нем — надпись золотой гравировкой:

«Здесь покоится мятежная душа, любимая дочь и подруга, ушедшая от нас слишком рано…»

Кристен спустила Джонни на землю и вздохнула, прикладывая ладонь к холодному камню:

— Ну привет, подруга.

— Как ты тут без нас, скучала? — продолжила за ней Нэйт, тоже прикасаясь тонкими пальцами к черному мрамору.

— Она правда вас слышит? — задумчиво спросил Джонни, на которого прохлада и таинственность кладбища всегда действовали как-то умиротворяющее: он немедленно переставал шуметь и закатывать истерики и просто послушно следовал за матерью.

— Мы надеемся на это, — Кристен кивнула. — Будешь яблоко?

Сын кивнул, и Кристен вытащила из своей сумки тщательно намытый фрукт, протягивая его Джонни. Тот немедленно принялся уплетать яблоко за обе щеки, хрустя и истекая ароматным липким соком.

— Ешь осторожнее, — рассмеялась Кристен.

Нэйт посмотрела на небо:

— Сегодня, наверное, будет дождь… Уж больно влажно и ветрено.

— Наверное, — Кристен кивнула и снова обратила свой взгляд на надгробный камень.

Над мемориальной надписью тем же золотом были выгравированы имя и даты жизни их умершей подруги:

«Миранда Спенсер, 1995–2015».

3 глава

В восьмидесятых-девяностых годах двадцатого века Герда Смитфилд была, конечно, очень красивой женщиной. На нее засматривались мужчины всех возрастов и социальных статусов: бизнесмены из башни-высотки, мимо которой она ежедневно ходила на работу в кулинарию, водители такси, продавцы в магазинах, студенты и даже старички, чье внимание ее откровенно веселило. Мать называла ее вертихвосткой, бесстыдницей, стрекозой, но Герде все было нипочем: юная, двадцатилетняя, насквозь пропахшая пряной сдобой, ванилью и корицей, она упрямо надевала короткие платьица, трясла тугими темными локонами и снова и снова шагала мимо роскошного здания, где работала вся городская элита. Внимание бизнесменов ей особенно льстило: это были мужчины серьезные, состоявшиеся, обеспеченные. Если бы один из них влюбился в нее — она и сама стала бы купаться в мехах и драгоценностях. Роскошная жизнь ее привлекала: ей хотелось быть звездой. Она даже надеялась уехать однажды в Нью-Йорк на Бродвей или в Голливуд, но судьба распорядилась иначе.

Ни один бизнесмен в нее так и не влюбился. Один предлагал содержание в обмен на секс — но это предложение было ниже ее достоинства. Герда Смитфилд была не только красива — она была еще и далеко не дура. Одно дело было флиртовать направо и налево, стрелять глазками, вертеть задницей, затянутой в узкие джинсы, другое дело — всерьез отдать кому-то свою молодость, свое тело и свою жизнь. Герда Смитфилд мечтала о любви.

Знакомство с Брэдли Джонсоном было совсем не таким, какими бывают обычно знакомства с байкерами. Герда не ездила ни на какие мотогонки, не просиживала свой зад в прокуренном пабе, слушая отборную матерщину, не пялилась восхищенно на пролетающие мимо мотоциклетные кордоны, не пыталась вступить в байкерскую тусовку, бросив злополучные кости. Она вообще мало что знала о байкерах и их культуре до того момента, как Брэдли Джонсон вошел в кулинарию, где она работала.