Звезда Парижа - Роксана Гедеон (2013)

— Вы? Если вы, мерзавка, к нему пойдете, вам придется понять, что такое Делессер и что бывает с теми, кого он считает своими врагами…

— Пустяки! — прервала его Адель с усмешкой, не давая понять, то ли она шутит, то ли говорит серьезно. — Что, по-вашему, влияние Жиске не стоит вашего влияния? Или, по-вашему, если я пойду прямо к королю, то он не защитит меня? Вы хоть знаете, что я почти член королевской семьи: два брата, Орлеанский и Немурский, — мои любовники!

Ее зеленые глаза искрились непонятным блеском. Она добавила:

— Скажите мне лучше прямо, отчего вам нужно убрать Жиске.

Делессер помолчал, превозмогая гнев, потом ответил:

— Его не любит король.

— Король?

— Луи Филипп сам отправит его в отставку. Но если это случится, скажем, полугодом раньше, то пойдет только на пользу Франции.

— И вы станете префектом?

— Да.

Банкир рассказал ей кое-что о том, почему Жиске перестал нравиться королю: считалось, нынешний префект проводит странную непонятную линию в отношении левых тайных обществ и республиканцев.

По Парижу свободно разгуливали участники лионских мятежей, люди весьма опасные. Ни одну из организаций обезвредить не удалось, и так далее.

— Королю это напоминает заговор полицейских властей против него самого, если вам угодно знать, — заключил Делессер. — Жиске слишком давит на него. Для настоящего монарха это невыносимо.

Адель молчала. Понемногу соображая, она стала складывать в уме отзывы о Жиске, услышанные ею в обществе, и то, что говорил Делессер, и приходилось признать: да, Луи Филипп был недоволен. Это осложняло дело. Если Жиске вскоре полетит со своего поста, зачем ей такой враг, как Делессер, в качестве префекта полиции? Конечно, Жиске был добр к ней, но ведь добр-то с умыслом. Ее вины нет в том, что он стал неугоден. Конечно, то не могло быть для нее оправданием, но… но, черт побери, какие-то дьявольские чувства рождались в душе Адель, когда она снова и снова обдумывала предложение Делессера, смаковала его и даже начинала находить что-то пикантное в сложившейся ситуации. Что и говорить, Жиске она не любила и относилась к нему настороженно. Что ее сдерживает? Честь? Совесть? А что такое совесть — только жупел, которым задурманивают слабые головы! Почему бы не сделать того, о чем просят? Почему бы не предать? Ведь это будет забавно, а какая жизнь без острых ощущений?

Она сказала, снова опуская ресницы:

— Что ж, вы были достаточно откровенны. Дело действительно подлое. Конечно, вы, господин Делессер, понимаете, что я, согласившись, потребую плату…

— Я готов платить.

— Плату весьма высокую, не какие-нибудь тридцать сребреников. Предать своего приятеля, крестного моей дочери — это, знаете ли, стоит денег.

Делессер наклонился и прошептал ей что-то на ухо. Адель кивнула, но лицо ее осталось невозмутимым. Пауза затягивалась. Банкир, осознав, что сказанного недостаточно, добавил:

— А еще вы получите плантации на Мартинике — сахарные, ванильные, кофейные, плантации какао…

— Вы от себя напишете дарственную?

— Да.

— Отлично. Когда вы станете префектом, ваша подпись на дарственной может мне пригодиться.

— В каком смысле? — переспросил он багровея.

Она приятно улыбнулась:

— О, мы, господин банкир, безусловно, останемся друзьями, однако и от меня, и от вас всего можно ожидать, а посему мне будет очень удобно иметь при себе что-то такое, что подтверждает нашу с вами сделку.

Она слишком много на себя брала, в этом Делессер был уверен. Об этом он подозревал, когда обдумывал свое предложение.