Список для выживания - Кортни Шейнмел (2020)

– А, точно. Она слышала, что когда война закончилась и американцы пришли освобождать концлагеря, то на стенах бараков увидели нацарапанных бабочек. Думаю, карандашей у детей не было, так что они выцарапывали их палочками или даже собственными ногтями.

У меня по коже пошли мурашки, как будто я слышала, как дети выцарапывают ногтями бабочек на стенах бараков.

– Детей уже не было, и некого было спросить, как они рисовали бабочек, – сказала тетя Элиза. – Кто-то погиб в газовой камере, кого-то расстреляли, кто-то умер от голода. Американцы показали рисунки психологу, и она сказала, что, по всей видимости, дети знали, что они в ловушке и скоро умрут. Они утешали себя мыслями, что после смерти превратятся в бабочек, легких и свободных. Конечно, никто не знает наверняка, зачем они их рисовали, но после этого рассказа Дана стала коллекционировать бабочек.

– Стой! – воскликнула я. – Мама коллекционировала бабочек?

В первую секунду это показалось мне откровением, но как только я произнесла эти слова, то поняла, что здесь нет ничего удивительного. Я выросла в доме, переполненном предметами в виде бабочек. Они всегда были с нами, а когда все время живешь в окружении чего-то, не всегда понимаешь его значение – в форме бабочки была подставка, которую мы ставили на стол под горячее из духовки, держатели для книг на полках в гостиной, выключатель в ванной и многое другое. Почему я про них не вспомнила, когда увидела татуировку Талли? Возможно, потому что настолько к ним привыкла. Или потому что Талли никогда ими особенно не интересовалась. О них мы никогда не говорили так, как об эффекте бабочки.

– Вы рассказывали Талли историю о бабочках холокоста, когда она сюда приезжала?

– Кажется, нет.

– Но она наверняка ее знала, – предположила я. – Видимо, мама ей рассказала. Когда она умерла, Талли было уже семь лет – не очень много, но не так уж и мало для подобного разговора. Наверняка поэтому она и сделала такую татуировку. Иначе она бы никогда не стала этого делать.

– Люди постоянно нас удивляют, – заметила тетя Элиза. – Однажды я встречалась с парнем – таких чопорных людей я никогда не встречала.

– Если не считать моего папу, – вставила я.

– Рядом с ним твой папа – просто хиппи, так что представь мой шок, когда парень снял рубашку, а у него на всю грудь татуировка тигра.

– Да, но Талли была принципиально против, – сказала я. – Много лет назад Дин упрашивал ее сделать татуировку. Она отказалась, потому что во время холокоста евреям набивали татуировки насильно. Но у нее на бедре была бабочка, и это абсолютно логично.

– Почему?

– Каждый раз, когда у меня что-нибудь случалось, Талли всегда напоминала, что другим приходилось намного хуже. Иногда это страшно раздражало, потому что мне было ужасно грустно, и я просто хотела, чтобы она поняла, как мне плохо. Но она, как обычно, была права. Только представьте, как бы обрадовались дети с бабочками, окажись они на моем месте или на месте Талли. Какая ирония, что в итоге она умерла таким образом, ведь ее жизнь не была так ужасна, как жизнь тех детей.

– Тут у меня есть пара замечаний, – сказала тетя Элиза. – Во-первых, хорошо, когда видишь мир дальше собственного носа, к этому все должны стремиться, но трудности – понятие относительное, и у всех нас бывают плохие дни. Мы не соревнуемся друг с другом, у кого жизнь тяжелее.

– Знаю, – кивнула я.

– А во-вторых, суть депрессии не в том, трудна у тебя жизнь или нет. Это болезнь, а болезням свойственна боль. Когда депрессия сопровождается суицидальными мыслями, как в случае Талли, это значит, что человек испытывает невыносимую боль, конца которой не видно. Далеко не факт, что эти люди хотят умереть, но в смерти они видят единственный способ прекратить свои страдания.