Лакей с поклоном подал ему дорогую трость, увитую лентой. Талейран еще раз наклонился ко мне, обдав душистым запахом вербены, и негромко повторил:

— Мой дом к вашим услугам, мадам. Келли составит вам компанию и будет очень рада совместным беседам. Дайте ей несколько уроков светскости.

— Боюсь, мне сейчас не до этого, — горестно вздохнула я.

— Не драматизируйте все так, Сюзанна. Кстати, Келли с удовольствием поделится с вами гардеробом. Не забывайте, красота — ваше главное оружие, и эта роба служанки, которая на вас сейчас, — она, увы, оставляет вас… э-э, без оружия.

Он и сейчас мог думать о таких вещах! Я невольно улыбнулась. Талейран был прав во всем, и я ни по одному пункту не могла ему возразить. В Париже у меня не было друзей, кроме него. И это еще счастье, что он помогает мне…

— Хорошо, — согласилась я, хоть на сердце у меня было тяжко. — Хорошо, Морис. Я сделаю так, как вы говорите.

Чувство прекрасного редко изменяло министру иностранных дел, но если уж изменяло — то самым кардинальным образом. Его сожительницу, Келли Грант я не видела несколько лет, поэтому, встретившись с ней сейчас, была крайне удивлена: эта тридцативосьмилетняя женщина, ранее слывшая красавицей, превратилась нынче в дородную матрону с правильными, но уже расплывшимися чертами лица. У нее были большие голубые глаза и прекрасные пепельно-русые волосы, белые руки и хорошие зубы, и вообще весь ее облик свидетельствовал о довольстве и сытости, однако в изящных комнатах особняка на улице Анжу она выглядела, как керамическая чашка из деревенского буфета на фоне мейсенского фарфора.

По сути, это была бывшая маркитантка, сколотившая за годы авантюр кое-какое состояние. Ее массивный стан и простонародная речь только дополняли впечатление.

Говорить мадам Грант могла только о деньгах, нарядах и кулинарии. Давать ей уроки светскости, как просил Талейран, было невозможно ввиду хотя бы того, что ей остро не хватало образования, и ее французский был довольно вульгарен. Она настойчиво расспрашивала меня о Леруа, и мне пришлось поделиться опытом работы с ним. Келли страстно хотела гардероб от Леруа — «такой же, как у вас, мадам, и я закажу его сразу же, как только он обошьет госпожу Бонапарт». Компанию ей составляли многочисленные служанки и маленькая дочь Шарлотта, в которой я не усмотрела ни намека на сходство с Талейраном и предположила, что Морис, вопреки молве, не является отцом этой девочки. Что, в таком случае, заставляет его жить с такой своеобразной дамой под одним кровом? Он сам говорил, что его чувство любви к ней порядком остыло, а требования первого консула жениться на мадам Грант вызывали все больше раздражения. Почему бы не избавиться от источника беспокойства, переселив Келли в другое место? Все это заставляло меня недоумевать. Было и еще одно обстоятельство, из-за которого недоумение усиливалось.

— Я страх как страдаю, мадам, — призналась мне Келли Грант, — меня в нынешнем свете нигде не принимают. Первый консул строго-настрого запретил господину Талейрану куда-нибудь меня приводить. Я обожаю музыку и развлечения, но мне никуда и нос показать нельзя. Просто мучение! Иметь столько денег и сидеть сиднем дома — насмешка какая-то!

— Вы можете принимать гостей у себя, — посоветовала я опрометчиво.

Келли бросила на меня обиженный взгляд:

— Если бы еще ко мне кто-то ходил! Недавно был вот какой случай. Морис пригласил к нам на обед директора Лувра, господина Денона. Он много путешествовал и написал книгу, которую господин Талейран рекомендовал мне прочитать перед его визитом. Я теперь богатая и у меня, слава Богу, две лектрисы, служат попеременно, так что читать вслух есть кому. Я приказала им читать мне эту книжицу, и она оказалась занятная…