К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Еще можно было кричать с балкона, обращаться к прохожим на бульваре, бить стекла. Но у меня было чувство, что это принесет мало пользы: слуги Талейрана отвадят всех, кого привлекут мои крики, а слова Шарлотты о Сальпетриере почему-то не казались мне пустой угрозой. Возможно, Клавьер с Талейраном даже обсуждали такой вариант моего «успокоения». Завладев моими детьми, да еще и отправив меня в такое ужасное место, как Сальпетриер, можно будет управлять мною, как марионеткой, — я буду абсолютно на все согласна!

И снова, осознав это, я чуть не лопнула от злости. Как мне выбраться? Кого известить? Что там делают Джакомо со Стефанией? Почему не ищут меня, родственнички?!

После полудня, впрочем, для меня блеснул луч надежды. Показавшись в очередной раз на балконе, я увидела на противоположной стороне улицы Анжу, за оградой особняка, знакомую фигуру.

Это был Брике.

«Господи, благослови его! — восторженно подумала я, едва его узнав. — Благослови этого умного, преданного, невероятно хорошего юношу! Как он все-таки сметлив. Я всегда ценила это…» У меня радостно застучало сердце. Раз Брике здесь, я найду выход. Конечно, докричаться до него отсюда я не смогу, но я передам ему письменное сообщение. Да-да, именно так! И вообще, какое счастье, что нашелся в Париже хоть один человек, всерьез разыскивающий меня! Он наверняка приехал за мной в Мальмезон, как и было условлено, выяснил, что я со скандалом исчезла, вернулся в дом на площади Вогезов, но и там меня не обнаружил… Слава Богу, что он не сидел, как пень, а шевелил мозгами, прикидывая, где бы я могла оказаться! И слава Богу, что этот парень знает почти всех, кого знаю я…

Брике ходил взад-вперед по бульвару, то разворачивая газету, то складывая ее. Взгляд его время от времени устремлялся на особняк Талейрана. Дождавшись, когда он снова глянет в мою сторону, я замахала руками изо всех сил, пытаясь привлечь его внимание, и даже подпрыгнула от нетерпения и досады, понимая, что далеко не сразу, обводя взором отель, он остановит взгляд именно на моем окне.

Но это случилось! Он увидел меня и замер. Потом покачал головой с некоторым упреком: дескать, что же такое случилось, куда вы делись, ваше сиятельство?! Я сделала ему знак подождать. Он понимающе кивнул и, откинув фалды кучерского сюртука, уселся неподалеку на стул в одном из кафе.

Спотыкаясь, я кинулась в комнату, переворошила все полки бюро в поисках письменного прибора. К счастью, здесь были и чернила, и бумага! Громадными буквами, торопясь и ставя жирные кляксы, я начертила на большом белом листе лишь одно слово: «БУАГАРДИ». Этого Брике должно было быть достаточно, остальное он домыслит сам… Потом еще несколько раз обвела каждую из букв пером, нанося густой слой чернил, чтобы имя легче читалось. Я пританцовывала от жуткого нетерпения на месте, ожидая, пока чернила подсохнут. И, едва это случилось, ринулась на балкон, выставила свой плакат на обозрение Брике, вытянув вперед руки.

— Буаргарди! — крикнула я, заметив, что он с трудом разбирает написанное с такого расстояния. — Пресвятая Дева, умоляю, помоги мне! Брике! Граф де Бу-а-гар-ди!

Он плохо слышал меня. Нам мешали проезжающие по мостовой экипажи и прочий обычный шум улицы. И прочитать надпись ему долго не удавалось. Я готова была заплакать от досады… Но в какой-то миг его лицо просветлело. Наверное, он скорее услышал меня, чем прочитал то, что я второпях накорябала.

Брике улыбнулся мне, ободряюще махнув рукой: мол, все понятно, будет сделано! И уже спустя мгновение скрылся за углом улицы Анжу.

Теперь у меня появилась надежда на освобождение. Вся дрожа, я вернулась в комнату. В том, что Буагарди мне поможет, у меня не было сомнений, и после той бездны отчаяния, в которой я пребывала до полудня, это ощущение скорого спасения будто разом лишило меня остатков сил. Я устало села на постели. Господи, почему так кружится голова? Почему так дрожат руки?