К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Они смеясь обнялись. Клавьер с любовью похлопал младшего брата по плечу. Было видно, что он относится к нему с нежностью. Я поймала себя на мысли, что ни разу не видела на его лице такого мягкого выражения, как сейчас, — разве что однажды, недавно, когда он говорил о своей дочери Клеманс. Но какую авантюру эти братья затевают? Чтобы понять смысл подслушанного разговора, мне надо было посоветоваться с кем-то знающим. С Талейраном хотя бы… Пока же я уразумела только то, что у Клавьера в Мексике хранятся баснословные деньги, пиастры, но доставить их во Францию очень трудно, и для этой операции ему нужно сотрудничать с английским банком Бэринга.

«А у меня ведь тоже… тоже хранятся деньги в Америке…..»

Я поразилась этому совпадению. Конечно, о миллионах речь не шла, но Анна Элоиза завещала моим дочерям внушительную сумму — двести тысяч ливров, причем тоже в полновесном золоте. Золотые монеты лежат где-то в банке в Новом Орлеане, ожидая, пока владелец придет за ними, а у меня в бюро ждут своего часа надлежащим образом оформленные бумаги на владение этим богатством. Раньше я даже не особо задумывалась, как добраться до этих денег, полагая вопрос слишком сложным для разрешения, однако теперь… теперь…

Я не успела додумать эту мысль. В библиотеке скрипнула дверь, сквозняк взметнул легкие занавески на окнах, и на пушистый ковер, которым был устлан пол, ступила ножка в лиловом шелковом башмачке. В библиотеку легкой тенью проскользнула грациозная женщина, в которой я с изумлением узнала Жозефину.

— У меня всего одна минута, Рене. И до чего трудно было мне ее выкроить!

Братья ей поклонились. Явно волнуясь, она дрожащими руками расстегнула сумочку и протянула Клавьеру сложенные вчетверо листки бумаги.

— Вот. Здесь все, что меня больше всего нынче беспокоит.

— Снова счета?

Клавьер бегло просмотрел бумаги, которые ему предложили.

— Сорок пять тысяч франков! Однако, госпожа генеральша, похоже, вы ходите по магазинам со скоростью тысяча франков в час.

— Если бы! Я уже давно не хожу по магазинам, друг мой. Эти лавочники сами приходят ко мне каждое утро и приносят такую красоту, что я просто не в силах отказаться от покупок. Женская натура слаба…

— Да-да, — закончил Клавьер. — А ваш достопочтенный супруг по-прежнему суров по отношению к вам.

Жена первого консула смущенно прижала руки к груди:

— Некоторые вещи я даже не смею ему показывать, боюсь до смерти!..

— А что там с моими просьбами, Жозефина? — прервал ее Клавьер, как мне показалось, довольно нетерпеливо.

Мадам Бонапарт заморгала длинными ресницами.

— Дюпон будет скоро назначен, я упросила Бонапарта… Да и Руфус тоже, я думаю…..

Тон ее, впрочем, был неуверен. Банкир деловито ее прервал:

— О заграничном паспорте для меня ты говорить не пыталась?

На миг воцарилось молчание. Жозефина, казалось, не могла подобрать слов для ответа. Брови Клавьера нахмурились.

— Ладно, не лги. Прекрасно вижу, что не пыталась… Что, так уж трудно предпринять некоторые усилия для человека, который, черт побери, купил тебе Мальмезон?

Это «ты» и этот грубый тон по отношению к госпоже Бонапарт меня поразили. Они старые знакомые, наверняка через Терезу… Можно представить, какого рода услуги она оказывала Клавьеру! Поразительно: по поводу столь панибратского обращения Жозефина не выразила никакого неудовольствия. Лицо ее стало крайне удрученным, но причиной этих чувств была вовсе не фамильярность банкира.

— О, Боже мой, Боже мой! — вскричала она, чуть ли не заламывая руки. — Я бы с удовольствием сделала бы для тебя все, что ты просишь, Рене, но Бонапарт уже не тот, что раньше, клянусь тебе! Он стал так раздражителен… так властен после возвращения из Египта, что я порой не узнаю его больше. Моего влияния осталось так мало… и я так раздражаю его еще и своими долгами…