К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Ничего не упало, я в полумраке ничего не задела и была очень осторожна, — словом, была совсем не моя вина в том, что дверь за моей спиной со стуком распахнулось. Целый сноп света вперемешку со звуками музыки хлынул из галереи в кабинет, высветив меня во весь рост. На пороге вырос секретарь Талейрана Лабори и, ничего не подозревая, вскричал:

— Святой Бенуа! Наконец-то. Я искал вас повсюду, мадам де Ла Тремуйль! Ужин начнется через считанные минуты. Вы приглашены за стол первого консула, и монсеньор сказал мне, что если я сей же час вас не найду, мне больше ни дня не придется работать в министерстве!

Будь у меня хоть миг, я бы постаралась остановить его, заставить умолкнуть. Но я не успела сделать даже умоляющего жеста. Каждое слово, которое он выкрикнул, обжигало меня, будто кипятком. Я надеялась все-таки, что это ощущение останется лишь внутренним и я не залилась краской смущения до самых ушей. Было ясно, что мой поступок, мое подслушивание будут через считанные секунды разоблачены. Так и случилось: я не успела и звука произнести, как в переходе, где я подслушивала, послышались шаги, и за моей спиной оказались оба брата Клавьеры.

— Вот оно что, — раздался сзади знакомый звучный голос. — Очаровательно. Босая герцогиня… Как предусмотрительно, мадам, что вы сняли туфли. Вас совсем не было слышно.

Кажется, он переглянулся с братом.

— Надо сказать, Сириль, я ничуть не удивлен. Это вполне в духе этой дамы.

Не было никакого смысла что-либо отрицать или оправдываться. Да и перед кем оправдываться? Я отпустила подол, который держала чуть подобранным, и, слегка передернув плечами, повернулась к банкиру.

— Вы можете удивляться или не удивляться, сударь, это не изменит того факта, что вы появились здесь уже после того, как здесь появилась я.

— И вы были столь деликатны, что ничем не выдали своего присутствия. Надо же, какие тонкие манеры вам присущи. Где вы их позаимствовали? На итальянских фермах своего детства?

Наклонившись ко мне так, что я ощутила запах, исходящий от его сюртука, — цепкий мужской аромат, крепкую смесь серой амбры с горькой полынью, он совсем уже издевательски уточнил:

— В Версале, кажется, было принято вести себя иначе, разве не так?

Я вскинула голову, пытаясь скрыть румянец на щеках:

— Вы не любите Италию, господин банкир? Не советую вам так отзываться об этой стране, она сейчас куда более модна, чем Англия, где у вас столько предосудительных связей.

Я надеялась упоминанием об Англии заставить его замолчать: именно английские знакомства были его слабым местом. Заложив руки за спину, он какое-то мгновение действительно молчал, оценивая, наверное, как долго я подслушивала и сколько информации мне удалось узнать.

— И что, — произнес Клавьер наконец, — вы полагаете, что у меня больше предосудительных связей в Англии, чем у вас самой? Вы же супруга роялиста… или уже не супруга, раз появились здесь? Вы уже отказались от мужа?

Жесткая усмешка сверкнула в его серых глазах.

— Что же вы молчите, мадам? Может, вас немного мучит совесть еще и по этому поводу?

Мне стало неприятно до омерзения. Я не ожидала, что он заговорит об Александре, да еще коснется больного места — намекнет, что жене роялиста ну совсем не пристало появляться на подобных приемах. Это было именно то, чего я сама внутренне немного стыдилась, и от осознания того, что этот авантюрист смог так уязвить меня, все мое существо захлестнула злость, смущение улетучилось.

— Не вам рассуждать об этом, сударь… — начала я еще довольно учтиво. Но, не выдержав сарказма, который заметила в его взгляде, я прямо-таки взбесилась, отбросив всякие приличия.

— Да, повторяю для пройдох: не вам говорить о роялизме! Черт побери! В этом предмете вы разбираетесь хуже, чем осел в бухгалтерии.

От бешенства у меня перехватывало дыхание, но я смогла совладать с собой и продолжила не менее яростно, сильно повысив голос: