Я сжимаю пальцы в кулаки.

Он приходит в полночь.

Дверь приоткрывается, натыкается на комод.

Я открываю глаза.

«Оставайся в настоящем. Оставайся здесь». Темнота давит, и мои пальцы немеют. Я немею, но не могу остаться. Не смогу. Не в этот раз. Ужас охватывает меня. Мое сердце качает холодную кровь в руки и ноги. Каждый удар пульса прогоняет потоки крови через каждый крошечный кровеносный сосуд, пока мое сердце не готово взорваться, как наполненный кровью воздушный шар.

Дверь с грохотом открывается. Комод стонет и поддается.

Он проскальзывает в комнату как тень.

Матрас скрипит, когда он забирается рядом со мной, его кожа горячая, дыхание тошнотворно сладкое.

«Оставайся здесь, оставайся здесь, оставайся здесь». Обычно я уже далеко, взмываю к потолку, вылетаю в окно на драгоценных крыльях.

Мое сердце бьется о ребра.

Он касается моей кожи под одеялом. Внутри моего черепа я кричу на себя, требуя двигаться, остановить его, сделать хоть что-нибудь! Я хватаю его за руку.

— Нет.

Он вздрагивает. Ни одного слова не звучало здесь, в этом темном коконе, окутывающем нас.

Он стряхивает мою руку. Продолжает двигаться.

Я отпихиваю его от себя.

— Нет!

Он обхватывает мое запястье и впечатывает его в матрас.

— Не играй со мной.

Слова скребут по моему горлу.

— Хватит.

Он втыкает колено между моих ног.

— Ты хочешь этого. Ты всегда хотела.

— Слезь с меня, ублюдок!

Он бьет меня так сильно, что я чувствую вкус крови.

— Заткнись, черт возьми.

И все же я борюсь с ним. Это мой выбор. Я решаю. Я бью его коленом в пах. Он хрипит и плюет мне в лицо.

Наваливается на меня сверху. Я пытаюсь вцепиться в него, но он хватает меня за волосы и дергает, вырывая с корнем. Боль пронзает мой череп.

Я ненавижу его. Я ненавижу его. Я ненавижу его.

Он зажимает мне рот рукой.

— Хочешь, чтобы тебя услышали? Хочешь, чтобы они узнали, что их сестра — дрянная шлюха?

Я извиваюсь и пытаюсь вырваться из его хватки, как-то спихнуть его с кровати. Но он сильный. Такой сильный. Он хватает меня за плечи и переворачивает на бок, а потом на живот. Теперь я еще слабее. Я кричу. Он пихает меня лицом в подушку, и звук почти не слышен. Мое дыхание не может вырваться, и я втягиваю ткань, а не кислород. Я задыхаюсь и давлюсь, в ушах звенит, голова кружится.

— Не заставляй меня делать тебе больно, — шепчет он мне на ухо.

Отпускает мою голову ровно настолько, чтобы я могла повернуть лицо в сторону. Он продолжает зажимать в кулаке мои волосы. Кожа головы горит. Горячие слезы поражения застилают мне глаза.

Он делает то, что делает, он груб, и это больно, и на этот раз я не могу убежать. Я не онемела и не улетела. Я чувствую все. Я чувствую это полностью. Мои глаза открыты, а внутри моего черепа я кричу, кричу, кричу, мой рот открыт в беззвучном вое. Нет ни звука. Никто не придет, даже если бы я кричала, даже если бы я могла кричать. Я уже шлюха, потаскуха, грязная девка, позволившая этому случиться, которая не сказала «нет» все эти годы назад.

А мальчики — мои братья не должны этого видеть. Я не могу позволить им видеть это. Я не позволю им увидеть. Крик остается внутри меня, сокрушая мои кости, разжижая мои внутренности.

Когда он уходит, я сворачиваюсь клубком на кровати, сжимая живот. Стыд захлестывает меня. Мое сердце дергается, ударяясь о грудную клетку. Бах-бах-бах. Как выстрелы. Как гром, пробивающий мой череп.

Спустя, казалось бы, несколько часов, толчки и вздрагивания уменьшаются до едва заметной дрожи. Мое сердце постепенно возвращается в полость под ребрами. Мой рот забит пылью и грязью, как будто я несколько дней не пила воды.