Жена самурая - Виктория Богачева

Наоми отложила в сторону свитки, легла на футон, забравшись под тонкие простыни, и закрыла глаза. Отчего признание Такеши казалось ей столь ценным? Отчего она расплакалась, отчего сейчас щемило сердце?

«Той весной как раз исполнилось четыре года, как он убил старшего брата. Как был вырезан весь его клан».

Наоми не могла представить, как непросто далось все это Такеши, но знала, что даже сейчас, спустя пять лет, ее муж ненавидит своего брата столь же исто, как и в день убийства. Может быть, даже сильнее.

Что же, выходит, он успокаивался рядом с ней?

Забывал?

И он понял это за те короткие минуты, пока они обменивалась колкими репликами? Или пока они стояли на террасе в молчании?..

Внезапно Наоми осознала, что понять мужа ей было не так уж сложно. В родовом поместье она никогда не чувствовала себя спокойно. Всегда было что-то, отравляющее ей жизнь, заставляющее пребывать в постоянном напряжении.

А напряжение Такеши, верно, в десятки раз превышало ее собственное.

На ум пришли воспоминания о коротких ночных минутах, когда Такеши был нежен и ласков, а она сама — почти счастлива. Утомленная, разомлевшая, Наоми прижималась к нему, устраивая лицо на плече, и бездумно скользила пальчиками по мерно вздымавшейся груди и напряженному, сокращавшемуся животу. И Такеши поглаживал ее по округлым бедрам, по изгибу в талии и ребрам, которые можно было пересчитать сквозь кожу.

Наверное, то чувство, которое она испытывала подле него в такие моменты, можно было назвать спокойствием.

Наоми сцепила зубы, удерживаясь от всхлипа. Теперь она осталась одна.

Резкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть и инстинктивно потянуться к подаренному Такеши танто, который она хранила на его половине футона.

— Госпожа, простите, но это срочно. Просыпайтесь, госпожа.

Она с облегчением выдохнула, услышав знакомый голос Масато-сана, и подошла к двери, надев ночной халат и плотно запахнув его полы.

Мужчина казался по-настоящему смущенным, стоя на пороге ее спальни в четыре утра.

— Что случилось? — спросила Наоми, посторонившись. — Что-то с.?

— Кенджи-сама прислал письмо, — Масато-сан перебил ее, не дав высказать самое страшное предположение. — Он хочет, чтобы мы отправились в путь сегодня до заката.

Тяжело сглотнув, Наоми попятилась, пока не уперлась спиной в стену. Она скользила испуганным взглядом по комнате, безуспешно пытаясь взять себя в руки. Как она не заметила прошедших недель? Каждый день которых приближал ее неминуемую встречу с отцом. Приближал то, в чем она поклялась Кенджи-саме.

— Никто не должен знать, что вы уехали, госпожа, — Масато-сан старательно отводил взгляд от ее ночного наряда и распущенных, не прибранных волос. — Можно сказать только Мисаки и Акико-сан, остальные будут думать, что вы заболели и не выходите из спальни.

— Хорошо, — она облизала сухие губы. — Как мы отправимся?

— Вдвоем, конными. Вам придется притвориться солдатом, госпожа. Я скажу, что вы отправили нас с важным письмом к Кенджи-саме.

Наоми кивнула, но уже спустя мгновение, все осознав, инстинктивно положила ладонь на живот. Она не знала точно, сколько недель носила в себе дитя, лишь могла предполагать, что около пятнадцати-семнадцати. И была уверена, что долгая дорога верхом на таком сроке навредит ее ребенку.

Масато-сан проследил за ее движением и вскинул на нее не верящий, изумленный взгляд.

— Я… я не смогу поехать верхом, — смутившись, прошептала Наоми.

Мужчина смотрел на нее так, словно перед ним стояла не земная женщина, а Аматэрасу* во плоти. На секунду ей даже показалось, что Масато-сан, подобно Кенджи-саме, попросит разрешения коснуться ее живота.

— Об этом никто не должен знать!

— Я понимаю, госпожа, — мужчина взял себя в руки и кивнул. — Я придумаю другой способ вывезти вас из поместья незамеченной.

Он поклонился и вышел из спальни, обернувшись лишь у самых дверей.