— Да? — у него прямая линия, параллельная ярёмной вене.

— Это предупреждение Пити о том, что однажды ему перешли дорогу. Если бы Брэд не заплатил ему до того, как мы отправились в Теннесси, он бы перерезал вертикальную линию горизонтальной. Это его «символ».

Всё это как будто проклятый фильм о гангстерах, Бог мой.

— Как он ему заплатил?

Вон смотрит в потолок и тяжело дышит.

— Вон.

— Я не… Он продал золотое ожерелье, а потом я помог ему ограбить дом за остальные восемьсот семьдесят пять долларов. Мы уехали после того, как долг Пити был выплачен.

— О Боже. Ты помог ему где-то ограбить дом, и тебе это сошло с рук. Зачем ты это сделал?

— Мне было восемнадцать. Я не горжусь этим, Рейн, но мы должны были выбраться отсюда. Если бы я не помог ему раздобыть деньги, чтобы расплатиться с долгом, единственным вариантом для меня было бы работать на Дирта или Пити, и я знал, что, если это случится, я никогда не выберусь из этой грёбаной Долины. Я закончу, как и все остальные.

Я ему сочувствую, правда. И я понимаю его борьбу. Не то чтобы это было правильно, но я спрашиваю его:

— Где ты ограбил тот дом? Это был чей-то дом или…

Он скрещивает руки на груди и смотрит на меня, избегая моего взгляда. Пока я жду, что он мне скажет, я сдуваю прядь волос с лица. Внезапно меня осенило.

— Нет, — это был не он. Не может быть. — Пожалуйста, скажи мне, что это не ты, — вместо ответа его плечо опускается в знак поражения. — Нет.

— Мне очень жаль.

— Вон, нет.

— Меня убивает, что я скрывал это от тебя, но Брэд…

— Вот почему ты так настаивал на том, чтобы проводить меня. Ты знаешь, как чертовски легко кому-то ограбить кафе! — я делаю шаг назад, когда он отталкивается от стойки. — Не надо.

— Чёрт возьми, Рейн. Это было ужасно, я знаю.

В горле пересыхает, и я сжимаю губы, чтобы не расплакаться.

— Я даже не знаю, что сказать. Я не могу тебе поверить. И Брэд. Боже мой, вы двое были теми, кто ограбил нас, — ещё больше слов гнева умирают на моём языке, когда он подходит ко мне. Я помню это. Я помню, как это повлияло на моих родителей.

Когда он хватает меня за руку, чтобы притянуть ближе, я отдёргиваю руку.

— Не прикасайся ко мне, мать твою!

— Рейн, детка. Пожалуйста.

У меня такое ощущение, которое появляется, когда ты бежишь так быстро, что теряешь равновесие и знаешь, что вот-вот упадёшь, но ничего не можешь с этим поделать.

Когда он снова тянется ко мне, я спотыкаюсь, чтобы отойти от него.

— Так вот почему ты со мной? Тебе стыдно за то, что ты сделал много лет назад?

— Чёрт, нет. Господи, как ты можешь так думать?

— Потому что ты только что сказал мне, что ты и жених моего лучшего друга были ответственны за ограбление кафе моих родителей! О Боже, Кенни! Я должна ему сказать! — я бросаюсь в гостиную, чтобы схватить сумочку, и когда мои пальцы задевают ремень, Вон обнимает меня сзади.

— Отпусти меня! — я изо всех сил пытаюсь вырваться из его объятий, но он просто поднимает меня вверх. Когда он начинает нести меня по коридору, я пинаю его по голени.

— Чёрт возьми! Остановись.

— Нет. Отпусти меня!

Он приносит меня в свою спальню, кладёт на кровать и ползёт по ней. Мои руки вытягиваются, но не болят, когда он держит их над моей головой. Прежде чем Вон успевает зажать мои ноги, я пытаюсь ударить его коленом, но он уклоняется. Я сейчас так расстроена, что, клянусь, сделаю ему больно, если он меня отпустит.

— Посмотри на меня, — его голос мягче, чем раньше. Ему не хватает сил, но он определённо полон сожаления.

Я закрываю глаза и отворачиваюсь так, что оказываюсь лицом к стене. Ему нужно сотрудничество, но он его не получит.