Капитаны - Goldy Circe

— Вот ведь… — Александр бормочет под нос ругательства, разбирая мир на составные частицы недовольства. А Васкес, замыкающий их колонну арьергардом, только заступает на переправу, и его коня почти что сносит течением.

У Кáты снова скручивает живот — все органы будто в узел переплетаются, оставляя вокруг себя потерянную пустоту. Рвануть с повозкой прямо сейчас не выйдет: колёса её увязли в трясине и притопились в иле. Запряженные лошади, погоняемые хлыстом, сдавленно ржут, пытаются выпутаться из скользкого затягивающего дна, однако их силы хватает лишь на то, чтобы раскачать колесо на несколько градусов. Натан приподнимается на кóзлах и истошно кричит на животных, но в общей спешке это лишь притапливает колёса ещё сильнее — повозка даже наклоняется, продавливаясь под ударом скорого течения.

Не сумеют. Не успеют!

Катрина слепо лезет в сумку, доставая верёвку с крюком. Времени нет: с минуты на минуту колёса утянет в трясину ещё сильнее, и тогда попытка достать их поломает спицы и крепёж от давления. Без одного колеса фургон не сможет ехать, без двух — тем паче, а везти раненых в седле станет отправной точкой заочного приговора. Бишоп ощущает волну жара, с которой душа уходит в пятки. Кровь стучит в висках, разливаясь мелкой дрожью под кожей.

Не помня себя, Кáта пихает цельную петлю троса под переднюю луку — за неимением специального рога на седле — а затем спрыгивает на землю, моля Создателя, чтобы Бурун не решил кобыздиться именно сейчас. Трос ползёт змеёй за ней вслед, постепенно начиная натягиваться. Она заполошно залазит в сумку Александра, что ещё не вышел из стадии первого потрясения, и достаёт вторую верёвку. Сунув один конец товарищу, идёт к берегу. Бишоп слышит, как Алекс взволнованно повышает голос, возражая, как Натан кричит что-то невразумительное и навряд ли приличное, а Васкес, едва добравшийся до заднего края повозки, разбавляет шум реки чертыханиями, пытаясь совладать с напором Вальдо. Отметая всё в сторону, Бишоп спрыгивает в бурлящую реку.

Вода недоброжелательно пениться, захлёстывает её по бёдра и настойчиво пытается снести дальше по течению. Кáте приходится широко расставить ноги, чтобы обрести хотя бы малую устойчивость перед стихией; только после этого она начинает упрямо продвигаться дальше, пытаясь достичь застрявшей повозки. Поначалу ступни проваливаются в ил: чтобы совершить хотя бы малейшее движение лейтенанту приходится напрягаться изо всех сил. Ветер гонит крупные капли под косым углом, дождь усиливается, заливается сквозь плащ за шиворот, пропитывает рубаху; речная вода затекает в сапоги, голенища которых погребены под гладью Вальдо.

Войдя глубже, по пояс, Катрина фыркает, утираясь рукавом, когда очередная волна окатывает её почти что целиком. Сапоги скользят по дну, путаются в тине. Она чуть не падает, но успевает зацепиться за подпругу запряжённых в фургон лошадей. Удерживаясь за упряжь, Катрина начинает продвигаться более размашистыми шажками, и, наконец, достигает самого утопленного колеса. Верёвка с берега, зацепленная за седло, натягивается, когда Кáта продевает её за крепёж повозки и дергает, пытаясь дать понять Буруну приказ идти вперёд.

— Алекс, подсоби! — кричит она другу. Поднявшись на кóзла, продевает вторую веревку через другое переднее колесо. Тем временем, Александр, оставшийся на земле, подъезжает к коню и тянет того за поводья, подталкивая к действию.

Однако конь продолжает стоять, нетерпеливо востря уши вперёд — это видно даже с расстояния. Ерепениться, бьёт хвостом, как последний упрямец. Бишоп жмурится от досады: почему Буруну нужно артачиться именно сейчас? Она сбито выдыхает и пускается обратно, стараясь ступать тем же путём.

Берег шатается под ногами, когда лейтенант вскарабкивается на моховой ковёр. Покинув воду и ощутив резкий ветер, Кáта только сейчас смутно понимает, что вымокла в реке целиком. Но времени на раздумья нет. Бишоп заполошно кидается к Буруну.