— Вы все неправильно поняли… — встреваю я, но дядя Володя переводит на меня взгляд, и я понимаю, что мне лучше заткнуться.

— Извини, Даниил, но ты должен уйти. Это семейное дело.

Прежде чем последовать его совету, я останавливаю взгляд на Венериной. Я хочу, чтобы и она посмотрела мне в глаза. Я хочу, чтобы она поняла, что я помогу ей, поддержу ее, подставлю ей свое плечо. Но она на меня не смотрит. Все ее внимание приковано к отцу. Она выглядит так, как будто только что получила пощечину. В каком-то смысле это и произошло. И я знаю, что ее отец выполнит свое обещание, и на этот раз никто не сможет его отговорить.

Я прохожу мимо Влады, которая со страдальческим видом рассматривает свои разбросанные шмотки, и снова появляется это чувство. Она меняется. На какую-то долю секунды мне показалось, что прежде, чем принять страдальческий вид, ее ангельское лицо исказила усмешка.

Глава 22. Венера

Макс не разговаривает со мной две недели. Так же, как и Леша. Мое публичное обвинение их в том, что они испортили мне жизнь, не могло не повлиять на наши отношения. Знаю, что я была не права и наговорила все это из-за злости на Эльку, но я даже не пытаюсь вернуть их доверие. Сейчас для меня лучше просто уйти в тень.

Я хожу в школу, провожу перемены в женском туалете, читая книги, возвращаюсь домой в одиночестве. С Милашкой стараюсь даже не пересекаться, но, если такое и происходит, предпочитаю ее игнорировать. Она делает то же самое, и вроде бы папу устраивает такое положение дел. Он ходит с ней по магазинам, показывает город, готовит ужины на кухне. Смотреть на это тяжело, но у меня не остается другого выбора. По крайне мере, папа больше не заставляет нас изображать дружное семейство.

Иногда мне кажется, что тот дурацкий церковный пансион — возможно, не такой уж и плохой вариант для меня.

Мама продолжает сидеть у себя в комнате. Думаю, в какой-то мере мы с ней пережидаем бурю: покорились судьбе и ждем, что перемены в нашей семье рассосутся сами собой.

Разумеется, этого не происходит. В один из бесконечных одинаковых дней мама все же выбирается из своего укрытия и застает Милашку с папой на кухне. Не знаю, что они не поделили, но их крики, наверно, слушает весь подъезд.

Вздохнув, захлопываю книгу, поднимаюсь с постели и решаю немного прогуляться, лишь бы отвлечься от всего этого. В последнее время я столько раз подавляла гнев, что уже попросту привыкла к ощущению равнодушия. Мне даже не приходится прикладывать усилий.

В коридоре сталкиваюсь с мамой, которая, не замечая меня, несется в свою комнату.

— Когда это всё закончится? — бормочет она и захлопывает дверь своей комнаты.

Я пожимаю плечами и тихонько иду в прихожую.

Студеный ветер щиплет за щеки, и я поднимаю воротник пальто. Уже стемнело, и по очереди загораются фонари. До детской площадки дохожу быстрым шагом и вдруг застываю в ступоре. На скамейке сидит Элька, уткнувшись в горящий экран телефона. Когда-то давно я застала ее здесь вместе с Красновым. Не самое лучшее начало дружбы, но что поделать?..

Первый порыв — немедленно развернуться и уйти. Я все еще ненавижу ее за манипуляции за моей спиной, но что-то меня держит. Я вспоминаю тот день, когда увидела их с Красновым, сидящими на этой самой скамейке. У Эльки тогда был действительно счастливый вид. Теперь я знаю, что это был ее первый день в этом городе и в квартире нового отчима. Ей было одиноко и грустно. Но читающий вслух голубоглазый мальчик вселил в нее надежду, что на этот раз все может сложиться не так уж и плохо.

Что было бы, если бы я не утащила Краснова тогда? Если бы позволила Эльке влиться в нашу компанию? Что, если бы я не была настолько ревнивой?

— Венера? Это ты?

Элька наконец меня замечает. Ее голос дрожит: то ли от холода, то ли от нервов.