Мой голос добр и ласков.

Эффект моей проделки неизмерим — Рик уделан. Уделан ведь, кажется? От вырывает у меня изо рта член и с властной нежностью тянет, наконец, меня к себе, чтобы поцеловать, всосаться ртом в мой рот, в котором, как мне кажется, язык его повторяет все, только что подсмотренное им в моих минетных художествах. Теперь я нисколечко больше не чувствую себя его добычей, против чего, впрочем, тоже не возражала.

Я наслаждаюсь его слабостью, которая не означает, что ослабело его желание — теперь он деловито ввел в меня член и толкается во мне. Мне сейчас так кайфово целоваться с ним, не закрывая глаз, глядеться в мутные от ближины его глаза, что я даже не считаю нужным отрывать взгляда, чтобы ловануть визуальный кайф от его нового вхождения.

Он надел меня на себя и стоит со мной посреди комнаты, движения его ритмичны — предоргазменная жара вновь воцаряется во мне, располагается равномерно и быстро. При этом мы не перестаем целоваться. Выражения на наших лицах поразительно схожи — страсть, наслаждение и — равноправие в эмоциях, что ли… Ведь значит, может быть такое…

Мы прерываем поцелуи только для того, чтобы кончить, но так, чтобы взгляды наши не теряли контакта друг с другом. Мы только что почти кричали, то он, то я. Теперь мы, как ни странно, успокоились еще перед пиком, но наши оргазмы от того не менее бурны. Кончая, я выпускаю контролированные звуки — не подавляю, а будто бы растягиваю удовольствие. Он приходит лишь секундой позже. Да, он ждал меня и когда стало можно, также выпускает в меня бурю — неистовую, но управляемую. Его самоконтроль ошеломляет.

Он будоражит тем, как преображается во время секса.

«Ты создан для любви».

Зачем я это только подумала?

Такое не «думают» мужчинам, тем более, таким, как Рик. Нет, это предназначение, которым награждают женщин, и те этому рады.

Я не имею ни малейшего понятия о том, что сейчас думает он, способен ли вообще на мысли, «подумает» ли теперь или когда-нибудь такое мне — и мне все равно, я ведь не претендую.

Но если говорить о нем…

«Ты создан для любви. Пусть, может, только физической, но такой, которую иначе не назовешь, только любовью. То, что ты делаешь, то, что ты только что со мною сделал — это любовь, физическая, там, или еще какая — неважно. Ты делаешь это так, что другого слова для этого нет».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ Бонус

Превращаемся в «парочку карьеристов», как однажды замечаю ему с нервным смехом.

То есть, меня на работе давно за такую держат, потому что работать мне нравится и тяну я, как дурная. Никто не возражает до поры-до времени, покуда не начинаю требовать того же от других — вот тогда натыкаюсь, если не на откровенный хейтинг, то на раздосадованный раздрай.

Рик бодренько проходит-проскакивает испытательный срок у Франка. Вернее, если бы Рик по какой-либо причине вздумал спрыгнуть, тем самым подставив какую-нибудь очередную важную взрывную работу, плохо пришлось бы в первую очередь Франку. Так что это Франк его, этот срок, проходит. Как и предполагалось, на одних взрывах Рик не засиживается: обнаруживает опытность в работе в девелопменте — и вскоре работает уже попросту везде.

Помимо ЭфЭм Рик все также ездит-наезжает по «не своим» делам, каким-то образом ухитряется в один день поспевать в два, а то и — черт его знает — в три места.

Отмечаю в нем некоторую общую перемену.

У тебя что — новый? — интересуется Каро — однажды на выходных мы с ней созваниваемся по видео, а у меня на заднем плане околачивается Рик. Когда удивленно отвечаю, что — нет, все тот же, она поражается, мол, надо же — не узнала.

«Не узнает» его и Рози. Вернее, после встречи в обед — такие у нас с ним теперь случаются редко — глубокомысленно замечает: «Ну надо же, как изменился Рик».