У Червленого яра - Татьяна Луковская

Струг, важно перекатываясь, отчалил от пристани. Якимка, возбужденно сверкая очами, припал к борту, разглядывая убегающие назад деревья и мощные валы темной воды, расходящиеся от корабля. Миронег привычно сел на весла, но греб с оглядкой, чтобы не растревожить раненый бок. Дон уносил судно все дальше и дальше к югу.

Глава XXXVII. Домой

— Вот и добрались, — указал Миронег на костровую башню и выплывший за ней заборол Онузской крепостицы.

Якимка поднялся на цыпочки, чтобы лучше разглядеть постепенно открывавшийся взору град.

— Высоко забрался, — оценил он крутые берега.

— К степи ближе, опасаются крепче, — изрек Миронег.

— У нас-то не так было, помельче.

Струг завернул ближе к десному краю, намереваясь причалить. Пробравшись средь мерно колыхавшихся на мелких волнах корабликов дубокское судно втерлось вплотную к причалу, корабелы скинули сходни. Миронег вывел за руку робевшего на шаткой доске Якимку и вернулся за конем. Каравай, почувствовав конец мучениям, охотно дал себя свести к твердой земле.

Миронег и подражавший ему сын степенно раскланялись с корабелами, помахали на прощанье руками и повели коня по крутой дороге к градским воротам.

Отвык Миронег по холмам скакать, запыхался, однако. Надобно будет наверстывать, а то разнежился, на корабельной лавке порты просиживая. По течению чего ж не плыть, и грести не надобно, Дон сам несет, только успевай править.

Воротники спокойно пропустили путников, один, кажется, даже чуть кивнул Миронегу как знакомому. Ну, может, и виделись, кто ж теперь упомнит.

— Тятя, а велбула пойдем смотреть? — легонько дернул Яким Миронега за край рукава.

— Так вечер уже, торг по утру, — указал Миронег на сворачивающих лабазы коробейников. — Пойдем сейчас к Настасье Ниловне на постой попросимся. Ежели уж пустила в избу постоялую кого, так, может, хоть на сеновале приютит али в сенях постелет. Нам с тобой многого не надобно, верно?

Якимка согласно кивнул.

— Эй, глядите, не бортник ли? — зашумели у Миронега за спиной. — Бортник, живой? Да ну, не может того быть.

Миронег повернулся. Чуть пьяненькие у частокола одного из дворов стояли вороножские десятники.

— Глядишь ты, он, медведина лесной!

— Как видишь, — кивнул Миронег.

— Миронег Корчич, да мы ж тя схоронили в Рязани еще, а ты живее живехоньких, — подлетели ратные к бывшему товарищу, сгребая в богатырские объятья.

— Полегче, полегче, — сморщился Миронег, хватаясь за бок.

— Пораненный, во как, — протянули с уважением. — Так, где ж ты пропадал, лешак ты эдакий?

— За сыном к Суздалю ходил, — указал Миронег на Якима.

— За сыном, то добро. На тя похож, — закивали десятники. — Пойдем, отметим твое воскресение.

— Нет, други, мальчонка мой с дороги притомился. К постою нам надобно пробираться.

— Ну, так завтра приходи.

— Милята-то где? Живой?

— Живой, чего с ним станется. Тут, в Онузе, при дочери живет.

— Ну и славно, — довольно кивнул Миронег. — А сами то, что ж не с князем? Сказывали, все к Рязани подались, Глеба вновь ожидают.

— Так и мы ждем, не ведомо — сразу к стольной подастся али сначала у нас тут побалует. Ежели не тут пойдет, так за нами пришлют, а ежели тут, то мы за подмогой пошлем. А ты-то что ж, не при Ингваре?

— Отвоевался, — указал Миронег на бок.

— Вот уж жаль, славный ратный был. Эй, малой, как звать-то тебя? — подмигнул один из десятников Якиму.

Якимка спрятался за Миронега, утыкаясь носом в его рубаху.

— Пугливый какой, — загоготали десятники. — Так как звать?

— Якимом, — за сына ответил Миронег.

— Отец вот твой не из пугливых, хоробрый вой был.