У Червленого яра - Татьяна Луковская

— На-ка вот пока, побалуйся, — протянул Миронег сыну свернутый в куль лопух с мелкой луговой земляникой.

— Сладкая, — принялся нырять за ягодами Якимка.

За прошедшие месяцы он заметно окреп, загорел и округлился в щеках. Робкий и тихий при посторонних, один на один с названным отцом мальчонка уже непринужденно болтал о том о сем, охотно помогал кормить и чистить коня, расспрашивал обо всем, что видел или представлял: «Почему птицы летают, а мы нет?», «Где конец света, и можно ли с него упасть?», «А далеко ли падать? А ежели ты праведник, ангелы тебя спасут?» «Видят ли те ангелы сны?» Миронег никогда об том не задумывался и часто терялся, не зная, что и ответить. Кабы была жива его птаха-сказительница, уж она бы развернулась, улетая в мир грез вместе с малым слушателем, а Миронегу то не дано. Вот, к примеру, как вершу сплести, чтоб рыбку поймать, или прохудившийся поршень подлатать, это пожалуйста, тут уж опытному бортнику равных нет, а сказы — то не его.

Из Суздаля Миронег долго не мог выехать, все не отпускала глупая надежда — а вдруг все ж Марфа жива. Вот взяли инокини грех на душу да соврали, запугали их княжьи гриди, голову заморочили. Ну, всякое ж бывает, кто без греха. Миронег старательно обходил женские обители в округе, подкупал послушниц и богомольцев, чтоб тайком разузнавали, не привозили ли знатную пленницу, нет ли в затворе какой чернявенькой девицы. Но всё напрасно, все старательно вытаптываемые им стежки вели к могиле на косогоре у Ризоположенского монастыря. Чуда не произошло.

Дальше ждать уж было нечего, надобно успеть добраться до Червленого яра к осени, чтобы до морозов срубить новую избу, ежели старую спалили, раздобыть еды в долгую зиму, обустроиться с сынком. А для этого следовало немедля выезжать к югу. И Миронег принял непростое решение.

Последний раз постояв у успевшего затянуться травой могильного холма, он посадил Якимку на коня, приторочил к седлу припасы и повел Каравая под уздцы вон из града.

Уже за крепостной стеной у въездных ворот Дмитровского монастыря Миронег заметил в разморенной майским теплом толпе попрошаек неухоженного вида бабу. Она цепко, не отрывая взора, смотрела на едущего на коне Якима, тот ее тоже приметил и вжался в седло, худенькие плечики подрагивали. Крупный курносый нос намекал на отдаленное сходство. Баба поднялась и широким мужским шагом было направилась к Миронегу, уж неизвестно чего она хотела истребовать — обратно дитятко или, что уж скорее, выкуп за сына, но ее решительный порыв натолкнулся на подернутый пеплом тяжелый взгляд Миронега. Баба резко остановилась, замерла, раздумывая, и, развернувшись, медленно побрела обратно. Якимка несколько раз обернулся, но не попросился к родительнице.

И далее оба, и отец, и приемный сын, молчали каждый о своем. Миронега душила тоска, Яким возможно тоже тосковал по матери, какая б ни была, а все ж своя. Миронегу то трудно было понять, родной матушки он не ведал. Хотелось думать, что она все ж вытолкнула его из горящей избы или кинула через частокол, спасая от ворогов, а не просто оставила в сырую пору на большой дороге, в надежде (или без нее), что кто-то подберет ее чадо.

Пробираясь по извилистой дороге Миронег решил отвлечь притихшего сына разговорами:

— Доберемся до Дона, сядем на кораблик и поплывем вниз к полудню, — разъяснял он Якимке. — А там сойдем в Онузе, град такой торговый есть. Слыхал?

Яким отрицательно покачал головой, оно и не мудрено, мальчонка кроме Суздаля да стольного Владимира ни про какие грады и не слыхивал, даже про Рязань и про Великий Новгород.

— Не такой ладный, как в этих краях грады рубят, а все ж неплох. Торг есть с диковинами заморскими. Даже велбула можно повидать, — при этом Миронегу вспомнились горящие восторгом очи жены и сердце надсадно защемило.

— А велбула, это кто такая? — отвлек Якимка.

— Это такое большое чудище, лохматое и доброе. Одна птаха говорила, что на меня похож, — грустно улыбнулся Миронег.