У Червленого яра - Татьяна Луковская

И Миронег решительно зашагал меж могучих дубов. Девчонка побрела за ним. Лес становился только гуще. Другой бы заплутал, но бортник был своим лесным жителем, его не собьешь. Вот и ручей. Беглецы разулись и, обжигая ноги ледяной водой, прошли несколько десятков шагов, потом, обтерев мокрые ступни травой, отправились дальше.

— Чего опять молчишь? — кинул спутнице через плечо Миронег, заскучав.

— А чего говорить? — отозвалась Услада.

— Ну, хотя бы спроси, как маня прозывают, — с легкой обидой проговорил он.

— Как тебя, муж добрый, прозывают? — вежливо обратилась девчонка.

— Миронегом, а во Христе Мироном нарекли, так вот. Бортник я, –добавил он не без гордости.

— А куда мы идем?

— К дому, усадьба у меня в лесу, а потом в вервь тебя пристрою, негоже девке с мужем в одной избе быть.

— А твоя жена браниться не будет, что ты меня приведешь? Елица, то жена твоя али сестрица? — начала сыпать вопросами осмелевшая Услада.

— Не женат я, — кашлянул Миронег.

— Почему? — удивленно выдохнула девка.

— То не твое дело, — огрызнулся Миронег. — Елица, то жена моего дружка. Пошли уже. Трещишь, что сорока.

— То спрашивай, то трещишь, — фыркнула Услада и упрямо затихла.

«С характером, а на вид тихоня. Ой, чую, рванула она эти бусы у раззявы-княжны, а по-другому с чего бы так далеко за ней ватажникам бежать? Дойдем, чего поценнее припрятать надобно, мало ли чего».

Глава XII. Воробышек

Без дощаника реку пришлось переходить вброд. С первыми робкими лучами солнца путники прямо в одёже полезли в теплую утреннюю воду. Узкая песчаная коса наискосок пересекала реку, скрываясь под водой. Глубина была по пояс, а на середине достигала груди, а бедной Усладе выходило по самое горло.

— Я плавать не умею, — пискнула девчонка, полными ужаса очами глядя на прибывающую воду.

— Держись меня, не утонешь, здесь неглубоко.

Этот брод Миронег знал хорошо, он на дощанике проскакивал, а вот большие ладьи да струги здесь всегда садились на мель и гребцам приходилось их проталкивать. Редкие корабелы за то крепко не жаловали своенравную Савалу.

«Ищите теперь, дурни», — ехидно обернулся к полуночи Миронег. Следы заметать он умел.

Мокрая одежда быстро просохла, утреннее солнце уже крепко припекало, пытаясь с лихвой наверстать сырой и хмурый вчерашний день.

Только к полудню уставшие и измученные беглецы стали подходить к прибрежной рощице, в гуще которой скрывалась бортничья усадьба. Ноги гудели, хотелось плюхнуться на лавку и проспать день и ночь к ряду. Но нельзя, козы с утра не доенные, а, может, и с вечера, кто знает, приплывал ли кто из чади Радяты, помочь рогатым. Козочки у Миронега смирные, всякого подпускать приучены, уж больно часто хозяину приходится отлучаться, за мед и дары леса приобретая временных помощников. Хотелось бы совсем ни от кого не зависеть, но пока не получалось.

Ну ничего, дом уже близко. А без лодочки теперь много не находишься, сиди, Мирошка, у бортей, к холодам готовься. По всем приметам зима суровой будет, вон как рябина алеет. Дровишек еще не заготовлено, а старым топором помучаться придется, не так он сноровист, как потерянный на проклятом склоне. Как мед в верви теперь доставлять? Плот срубить, дел в три дня, да селяне и сами в конце концов прибежать могут за сладеньким. А жито уж куплено да надежно припрятано от вездесущих мышей. Сено заскирдовано. За грибами так далеко вообще не нужно забредать, дожди пойдут, отходи чуть в сторонку, садись да собирай, пока рука не устанет. Выходит, даже и к лучшему, что челночок, связывающий бортника с внешним миром, остался где-то позади. Нечего там делать, в большом мире. Девчонку только пристроить с обозом на Воронож и все.

Миронег скосил глаза на спутницу. Услада едва держалась на ногах, но, сцепив зубы, все же брела рядом, не отставая. Стойкая, уж этого не отнять.