У Червленого яра - Татьяна Луковская

Миронег поклонился, как требовали приличия, развернулся и сделал пару шагов. «Княжна все подтвердила», — стукнуло в голову словно обухом тяжелого топора. Какая княжна?! Откуда здесь взялась княжна? Мысли и образы завертелись ураганом: вот испуганная девчонка карабкается по склону, вот неумело ковыряется изнеженными ручками в рыбьей чешуе, вот горделиво вскидывает голову, отворачиваясь… а пред людьми в верви как встала, словно всегда так делала, и любопытствующая толпа — ей не диво. «Марфа, раба божья Марфа! А малую сестрицу князя Олега как звали? Кажется, Марией или все же…» Сердце сделало жесткий удар, едва не проломив грудную клетку. Миронег медленно повернулся и все прочел во взгляде Ингваря.

— А она? — бросил Миронег в жесткое лицо князя.

— А она останется при мне, под моим покровом, — обдало Миронега ледяной волной.

— Но она моя жена, венчанная.

— Ты еще жив, только потому, что спас мне жизнь да выдал мне моего ворога. И этой милости с тебя уж довольно, — рыкнул Ингварь. — Ты что ж думал, что на княжне женишься и в бояре взлетишь? Да ты знаешь, что за совращение княжьей дочки с тобой следовало сотворить? И по делом было бы.

Миронег не стал оправдываться, глупо. Все сейчас рушилось — надежда создать крепкую семью, встретить старость среди любящих детей и внуков, и чтоб рядом она… Он опять ошибся с выбором, все у него не как у людей. «Бедовый», — охал дед Корчун, видно не зря.

— Она моя жена, — упрямо произнесли губы.

— Она княжна Пронская! — повысил голос Ингварь. — И поедет со мной в Пронск невинной девой-княжной, мне жена бортника, опозоренная, там не нужна. Мне надобно, чтоб жалость народ проявил, прослезился и мстить за князя покойного за мной пошел. А там и Рязань всколыхнем. И любого, кто поперек мне встанет, раздавлю, — Ингварь сжал кулаки. — Глеб должен за злодейство сполна отплатить.

— Дальше-то что ж? — с обреченным спокойствием произнес Миронег. — Ты, княже, сядешь на стол Рязанский, а Марфа?

— А Марфу, ежели овдовеет, — Ингварь, сузив глаза, пристально посмотрел на Миронега, — выдам честь по чести замуж, и приданое дам, словно брат родной, не поскуплюсь. А нет, так в монастырь пристрою, в почете и уважении будет жить, в тиши и благодати за монастырской стеной. Захочет, так здесь, в Рязани, а нет, так и в Суздаль повезу. Там обитель славная.

Миронег все понял, он вообще был смышленым малым. Князь предлагал помереть за Марфу.

— В дружину свою примешь? — принял бывший бортник для себя решение.

— Отчего ж не принять, — легко согласился князь, — у меня сейчас каждый ратный на счету, а такой матерый, как ты, и подавно надобен. Вместо Петрилы будешь, Миляту уж пора на покой отпустить, совсем сдал старик. Завтра детских сберу да под руку твою передам.

Разговор был окончен, князь повернулся к сеням. Миронег так и стоял оглушенным, ноги приросли к земле и не желали двигаться.

— Ты зла на меня не держи, — вдруг неожиданно мягко произнес Ингварь, останавливаясь и устало присаживаясь на ступени крыльца. — Я благодарным быть умею, но сделать для тебя ничего не могу. Княжья дочь не может выйти ни за бортника, ни за детского, ни за кметя не мо-жет! И ежели я то допущу, мне на стол рязанский не сесть, сыну моему в Рязани златоверхой не сидеть, внуку моему по Рязанской земле хозяином не хаживать. Нет у нас с тобой выбора, кроме как жизнь свою за правду положить и за ближних наших. Знаю, не ведал ты, кто она, по доброй воле за тебя пошла глупая девка, но уж одумалась, поняла, что натворила.

— Мне повидаться с ней можно? — решился на просьбу Миронег.

— Нет, — ожидаемо отрезал князь, — ни к чему.

— А ежели она понесла? — не мог не спросить Миронег.

— Достойная нарочитая семья воспитает внука княжьего как родного, — князь тяжело поднялся и побрел в терем.