Слепое пятно - hey jenn

— Мой… — в горле запершило — я не была готова рассказывать о Брайане, но понимала, что должна, — мой любовник.

Солсбери заинтересованно склонил голову, протянув мне стеклянную бутылку газированной воды.

Два года назад.

Дикий мороз всё глубже проникал под кожу — я не могла успокоиться после произошедшего в ванной. Боль заполняла всё нутро.

— Так нельзя, — судорожно повторяла себе, осторожно поглаживая следы от укусов на шее и синяки на запястьях. Слёз не было, возможности дышать полной грудью тоже.

Стук в дверь. Он открывает её и виновато смотрит на меня. Без разрешения заходит внутрь и резко встает на колени у моих ног. Крепко обнимает их и долго, неразборчиво, шепчет в колени.

— Прости меня, — нежно целует место синяка сквозь термобелье, — я не мог, не должен был.

Мне очень горько и обидно, но его извинения кажутся такими искренними.

Я верю его раскаянию, прощаю и мягко обнимаю за плечи. Он ещё долго стоит у кровати в том же положении, стыдясь встречаться со мной взглядом. Держит ноги в объятиях, виновато целуя все места, которых грубо касался.

Вторник. Сейчас.

На скулах психотерапевта проступили желваки. Взгляд стал тяжелее, но вместо слов он просто откидывается подальше в кресло.

— Продолжайте, — без эмоций просит мужчина, выдавая себя только тёмными сочувствующими глазами.

— Не нужно, — выставляю руку вперёд и качаю головой. — Не смотрите на меня так, не смейте. Не нужно меня жалеть: давать свое пальто из-за того, что я не позаботилась о себе. Смотреть на меня так, словно я не самый грязный человек на свете. Я изменила своему бывшему мужу в браке, помчалась на Северный полюс, когда нашему ребёнку не было и года.

— Почему молчали и рассказали только сейчас? — губы дрогнули в лёгкой улыбке.

— Вы не нашли вопроса получше? Серьёзно, почему? Может, потому что мне стыдно? Больно говорить? Тяжело вспоминать? Может, потому что больше всего на свете я хочу это забыть? Или, может, потому что это напоминает мне о том, какое я дерьмо и как сильно себя ненавижу? — тихий смех, жгучая дыра внутри и новая порция боли на коже подвздошной кости: хочется плакать, вот только слёз нет.

Он молча наблюдает, и меня несёт дальше, в самые густые дебри из острых шипов.

— Он не отпускает меня — от этих чувств никуда не деться. Я одновременно ненавижу его: боюсь, цепенею, когда слышу голос, но при этом испытываю страшное влечение. И от боли, которую он причинил, можно избавиться только на том свете, — я подняла толстовку, оголив голый живот, — видите эти следы от затушенных сигарет?

Солсбери на секунду изменился в лице, вглядываясь в глубокие шрамы, но всё ещё ничего не говорил.

— Он так старые сожаления искоренить пытался: чтобы каждый раз, когда мне захочется вспомнить о моих потерях, я думала только о том, как больно тушатся сигареты о живую кожу.

— Мисс Магуайр, — он покачал головой, осторожно потянув мою толстовку вниз.

— Я — не жертва, доктор Солсбери. Но с ним становлюсь именно такой — и это моя вина. У меня были возможности отказаться, он давал мне выбор, но…

— У Вас была иллюзия выбора, — док бесцеремонно перебивает меня, — в которую Вы поверили под действием хронического чувства вины, глубокой дистимии Одна из двух основных форм клинической депрессии. Хроническая субдепрессия, патологическое психическое расстройство. и посттравматического синдрома.

Два года назад.

Мы отсняли несколько новых участков северных островков почвы и гордо возвращались домой спустя семь месяцев.

— Некоторые эксперты всё равно будут считать их обыкновенным скоплением гравия на морском льду, но мы смогли сделать то, что не удавалось восьми предыдущим группам, — Брайан прямо светился изнутри, подводя наши совместные итоги.

Экспедиционная группа завороженно слушала лидера, громко аплодируя по окончанию речи.