Слепое пятно - hey jenn

В последний раз я была здесь девять лет назад. Ни разу не приезжала после похорон: не могла смириться с вечным покоем и смертью папы, не хотела видеть это болезненное доказательство окончания его пути.

Стою у могилы отца. По щекам стекают слёзы, но во мне нет боли или тоски: ничего, кроме чувства неизбежного и удивительного взросления. Прошло немало лет, но только сейчас я по-настоящему его отпускаю. Кладу ладонь на холодный мрамор плиты, смотрю на до боли родные инициалы и годы жизни.

— Я люблю и прощаю тебя, — закрываю глаза и тепло улыбаюсь. Ощущаю, как внутреннее дерево боли рассыпается в пыль: создает будущую почву для новых цветов и растений, — папа.

По горизонту проносится холодный ветер поздней осени: тот, который приносит с собой свежесть будущей зимы. На землю падают последние листья голых деревьев, их мягкий шелест соприкосновений вызывает отзвук тихого шепота в голове: и я тебя.

Послышалось мне или нет — неважно. Главное, что теперь я могу любить себя за нас двоих. Крепко обнимаю темный мрамор и утыкаюсь лбом в ледяную плиту. Наполняюсь чувством защиты, которую не пробьет ни один ураган.

Не знаю, сколько я там простояла, но ушла с пустой и облегченной головой.

«Вроде, это называется закрыть гештальт».

Среда. Сейчас.

Брожу по магазину игрушек. Страшно осознавать, что даже приблизительно не знаю, что нравится Эмме. Завтра ей будет два года, а для меня она чистый лист. Не знаю, разговаривает ли она, какое у неё первое слово и любимая еда. Держит ли она ложку, любит ли она кукол или ещё слишком мала для них. Какой цвет выбирает в попытках рисования?

Мне стыдно делать это, но другого выбора нет. Встаю посреди торгового зала и достаю из кармана телефон. Не знаю, кому можно набрать. Мик сейчас занят: разгар рабочего дня. Преподает, ответа на сообщение можно не ждать. Взгляд падает на соседний контакт в телефоне после него — Мона Моретти, мама Микеланджело.

«Она всегда к тебе хорошо относилась, даже когда увидела, что ты совсем не являешься той, за кого себя выдавала».

Пять лет назад.

Миссис Моретти смотрит на бардак на кухне и гору немытой посуды, медленно качает головой. Старается не выдавать своих истинных мыслей, хотя по ней все видно и так.

Стол заставлен бутылками из под вина: Микеланджело уехал в другой город по работе, а я не знала, чем заполнить чувство собственной ничтожности и ненависти к себе.

Мона неторопливо отодвигает стул и присаживается: на ней белоснежный, идеально выглаженный костюм, а на столе, за которым она теперь сидит, липкие разводы от красного вина и различных сладких газировок. Она устало выдыхает и кладет локти на стол, хотя это неприлично и в целом противоречит её стилю жизни.

— Девочка моя, — кивает на соседний стул, — присядь и давай поговорим. Что тебя беспокоит? От чего ты пытаешься убежать?

У меня дикое похмелье. Я стою перед ней в растянутой засаленной футболке, об которую вытирала всевозможный жир от джанк-фуда Продукты питания с высоким содержанием калорий из сахара и/или жира, но с малым количеством пищевых волокон, белка, витаминов, минералов., которым питаюсь в последние недели. Грязная голова, опухшее лицо, запах перегара во всём доме, но особенно — от меня. Она не сверлит меня глазами, но я чувствую её разочарование.

Среда. Сейчас.

Теперь я знаю, что она была напугана. Искренне хотела узнать, что со мной и предложить помощь. Но, тогда я только грубо отбрила ее: сказала, что она мне не мамочка и мои дела ее не касаются. Обидела, выставила лицемеркой.

«Не надо напоминать ей о себе».

Хочу пролистать контактную книжку ниже, но сенсор заедает и набирает номер Моны. Нервно стучу по экрану, пытаюсь отменить звонок, но первый гудок уже прошел — она увидит, что я звонила. Теперь точно нет смысла торопиться.