Слепое пятно - hey jenn

Жанкарло не стоит в стороне и мягко целует меня в темечко, кивает в знак приветствия. Возле нас стоят новые, неизвестные мне люди: они удивлены, но ничего не говорят из-за теплого отношения семейства Моретти ко мне. Вряд ли хоть кто-то, кроме Мика, знает истинную причину нашего развода — иначе бы меня давно сожрали осуждающие взгляды.

Пара обязательных диалогов, никакого намека на мою вчерашнюю истерику. Я в безопасности, мне комфортно и даже становится немного жарко. Снимаю толстовку и оголяю хрупкие плечи, привлекая к себе больше взглядов.

«Что, в майке хуже, чем в худи?»

Только мистер и миссис Моретти тепло улыбаются, рассматривая мою шею — они видят свой подарок и фамильное обручальное кольцо. Жанкарло чуть ближе наклоняется к уху, закрывая меня от посторонних глаз.

— Эмма и Микеланджело на балконе, — говорит шепотом, — сходи к ним, они очень боялись, что ты не сможешь приехать.

— Она уже говорит? — тихо спрашиваю и чувствую, как краснею от стыда: как можно не знать разговаривает ли твой ребёнок?

— Немного, — он делает шаг назад и легким кивком указывает на дверь: словно подталкивает, чтобы я не откладывала поход к ним.

«Он прав, иначе я так и простою здесь до конца вечера».

Чувствую на себе кроткие удивленные взгляды людей другого общества: они не понимают, что я тут забыла и с чьей стороны пришла, но мне не нужно их признание и одобрение. Подхожу к застекленной двери балкона и вижу такую счастливую Эмму, держащую своего папу за руку. Она светится от интереса: Мик что-то увлеченно ей рассказывает, показывая на разные небесные созвездия.

— Я не помешаю? — тепло улыбаюсь, немного приоткрыв створку из темного дерева.

— Смотри, — Микеланджело садится на корточки возле дочери и осторожно поворачивает её в мою сторону, — кто приехал. Мама принесла подарки.

Эмма стеснительно жмется в плечо Мика и тихо хихикает, своеобразно сжимает пальцы от эмоциональной переполненности. Подхожу ближе и сажусь рядом, протягивая парочку симпатично упакованных коробок.

— Умеешь вскрывать подарки? — чувствую легкий страх и только сейчас так отчетливо зарождающуюся в сердце любовь. Ловлю одобрительный взгляд Микеланджело и его добрую, коронную мальчишескую улыбку.

Эмма неуклюже отрывается от Мика и осматривает меня. Она забавная. Внимательно изучает, молчит. Щурится, словно что-то замышляет. В переданных от меня темных глазах бегают чертики, ей интересно, но она не торопится это показывать. Пара мгновений тишины, малышка осторожно тянется ладонью вперед. Аккуратно кладет её на мои худощавые пальцы рук и мягко поглаживает. Я непроизвольно улыбаюсь, осторожно провожу большим пальцем по детскому запястью.

Эмма затаивает дыхание и… резко хватает одну из коробок, чуть не падая в процессе. Заливается диким хохотом, по-варварски разрывая упаковочную бумагу.

— Похожа на тебя, — с неподдельной любовью говорит Микеланджело и я понимаю, что всё это время он не сводил с нас глаз.

— Волосы так и не потемнели, — тепло улыбаюсь, указывая подбородком на светлую макушку, — а вот глаза и этот характер, по крайней мере сейчас, точно мои.

— Приезжай почаще, — одновременно с просьбой и вопросом, — пожалуйста. Неважно, что у нас там не получилось, ты всегда будешь моим родным человеком и её мамой.

Мы молча смотрим друг на друга. Слов нет, сейчас они забыты и не требуются. Чувствую, как по щеке стекает слеза, а сердце нарывает облегчающая боль: он давно меня простил.

— Я должна была относиться к тебе иначе. Ты и твоя семья никогда не заслуживали всей той холодности.

— Наша, — он тихо поправляет и смотрит в сторону двери, — родители безгранично тебя любят.

— Почему? — закусываю нижнюю губу и нервно утираю слёзы.

Эмма странно хмурится, наблюдая за мной. Твёрдо, скорее даже требовательно, что-то говорит на своём языке, к которому я ещё не адаптирована.