Слепое пятно - hey jenn

Воспоминание отдавало чем-то теплым, но таким далеким, словно это происходило не со мной. Экспедиция вышла мрачной, хоть в историческом плане и успешной. Слишком много смертей, боли и душевных потерь. Мой отец посмертно стал членом мировой ассоциации историков. Каждый из участников экспедиции: живой и мёртвый, стал участником союза археологов. Наши имена навсегда будут увековечены в памяти поколений, но всё это не стоило того. Не стоило жизней погибших людей.

— После того момента за колонной мы уверенно шли на сближение. На смену соперничеству пришло понимание и признание. Он стал моим лучшим другом, той самой опорой и поддержкой в темные времена.

— А что делал Эрнест? — вдруг спросил психотерапевт, чем вызвал у меня нервный смешок.

— Изменял мне в экспедиционном лагере с напарницей.

— Когда Вы об этом узнали?

— Вечером того же дня, когда вдоволь поревела за колонной. Опережая Ваш вопрос — да, тогда Микеланджело тоже был рядом и оказал мне неоценимую поддержку. С того дня не было ни мгновения, чтобы он не присматривал за мной и моими демонами.

Доктор Солсбери коротко кивнул и впервые за последнее время что-то записал в лежащий на коленях блокнот.

«Наверное пишет о том, какая я неблагодарная и жалкая, всем недовольная и отталкивающая».

3 — светловолосый ангел

Семь лет назад.

Яркие вспышки фотокамер слепили нас после нескольких месяцев, проведенных в темных каменных стенах. Восхищенный свист, одобрительные возгласы, громкие аплодисменты. Всё это душило, мне так сильно не хватало воздуха.

Микеланджело точно почувствовал это и тут же расстегнул на моей рубашке пару пуговиц. Я была обессилена. Лежала на его руках, изо всех сил пытаясь не отключиться. Журналисты вырывались вперед, делая снимки с разных ракурсов. Репортеры нагло перебивали друг друга: задавали тонущие в окружающем шуме вопросы, толкали друг друга и сбивали с толку. Микеланджело и сам едва стоял на ногах, но все равно не отпускал меня. Джефф, третий выживший в этой экспедиции, оказался самым выносливым. Парень тараном пошел на журналистов, громко взывая к машинам скорой помощи, что не могли подобраться ближе из-за обилия зевак и сенсационных обозревателей.

Скорая неслась по направлению в больницу на всех парах. Микеланджело и меня определили в одну машину: мы лежали напротив друг друга, стараясь держаться в сознании. Помню, как пожилой врач встряхнул очередную ампулу, не сводя с меня глаз. Я видела нервозность в его движениях, явно чувствовала, что что-то идёт не так, собиралась уточнить в чём проблема его беспокойства, но вдруг в глазах всё резко потухло.

Белые огни мертвенно-синего цвета проносятся над головой. Белые халаты, невнятные выкрики. Много людей, шум в ушах. Очень больно дышать. Лежу на чем-то твердом, куда-то быстро качусь. Рядом много крепких рук. Мужчина слева на ходу натягивает маску. Микеланджело рядом нет. Мне очень страшно. Я умираю? Темнота.

Сквозь сон слышу плач мамы. Слышу, как что-то стеклянное ставят на твердую глухую поверхность. Слышу нашего Джеффа и его девушку: рассказывают, что собираются пожениться. Говорят, что я обязательно выберусь и ещё погуляю на их свадьбе свидетельницей. Мама читает мне книжку, моего любимого маленького принца. Называет меня своей розой. Просит вернуться, но я не могу проснуться.

Мамочка, у меня не получается.

Я уже давно слышу. Начала различать людей по голосам, хотя многих из них никогда не видела. Иногда, когда есть силы и желание, представляю их внешность. Мне так сильно хочется поговорить. Сказать, что я тут и попросить маму перестать плакать. Утешить её и обнять. Хочется проснуться, но я не могу. Микеланджело так и не пришел. Забываю его голос.

Мне страшно.

Понедельник. Сейчас.

Доктор Солсбери стал ещё мрачнее, чем обычно. Я заметила секундную перемену в его лице и резко замолчала.

— Вас что-то смутило? — решаюсь спросить.