Только не мы - Игорь Толич

Оттого я радовалась болезни вдвойне: и потому что умирала, и потому что болезнь стала уважительной причиной неявки в приют. То, о чём думал и что чувствовал Валдис в моё отсутствие, я даже не хотела представлять. За время, проведённое вместе, я поняла, что его внешние проявления сильно разнятся с внутренними ощущениями. Какие-то вещи Валдис попросту не умел делать видимыми, но это не значило, что он их полностью лишён.

Елена писала мне, что Валдис не ест и не спит, не трогает шахматы, не рисует в альбоме, не читает книг. Сердце моё обливалось кровью, но я упорно верила, что, когда оно, в конце концов, не выдержит и остановится, наступит мир и покой для всех.

Так я считала до тех пор, пока находилась в горячке и сходила с ума от приходящих и растворяющихся в воздухе образов.

А потом они исчезли.

Сначала образы. Затем и температура.

Я вытащила градусник и поняла, что дальше не имею никакого права симулировать беспомощность.

Встав после двух недель беспробудного бреда с кровати, я вымыла тело, выпила, скорее просто для очистки совести, целую горсть антидепрессантов, оставшихся ещё с весны, и побрела к машине.

Первая встреча с Валдисом после месячной разлуки далась и ему, и мне непросто. Он был обижен. Как я поняла это? Никак. Я просто почувствовала.

По обыкновению своему, он не глядел на меня, молчал, уставившись в одну точку.

Я сказала:

— Валдис, прости, что так долго не могла приехать. У меня были важные дела. Но теперь всё в порядке. Теперь мы больше никогда не расстанемся. Я обещаю.

Протянув к нему руку, я ждала хоть какой-нибудь ответной реакции. И ждала долго. Валдис неторопливо встал из-за своего стола, прошёл мимо меня и отправился на выход из приюта.

Елена принесла его вещи. Мы загрузили их в машину. Я села за руль.

В последний раз я оглядывалась на стены детского дома и мечтала больше никогда их не увидеть. Того же я желала Валдису. Он сидел позади меня — в осенней чёрной куртке, в вязаной шапке, в перчатках — и делал то, чем всегда занимал себя в наших коротких автомобильных путешествиях — изучал внутреннюю клетчатую обивку Golf’а, которая, кажется, приводила его в восторг, если такое определение вообще уместно в отношении Валдиса.

Мы зашли в квартиру. В пустую, лишённую смысла квартиру, которая уже никогда не могла стать полной, сколько людей здесь не собери. Я весь месяц физически ощущала отсутствие Андриса. Отсутствие выросло для меня в совершенно осязаемое, неживое, но полностью автономное существо. А с появлением тут Валдиса существо это зашевелилось. Чавкая и стеная, оно каталось по полу, из одной комнаты в другую, глухо ударялось о стены и катилось дальше беспрерывно.

Я глянула на Валдиса. Воспитатели не говорили ему, что Андриса больше нет. Ему должна была сказать я.

И я сказала:

— Андрис сюда больше не придёт.

Валдис едва заметно кивнул, а может, мне только хотелось верить, что он кивает, давая понять, что слышит меня, понимает меня.

— Валдис, — я присела на корточки, — хочешь, мы немного прогуляемся? Погода хорошая.

Постояв неподвижно несколько минут, Валдис пошёл обратно к двери.

Погода в этот день действительно баловала. Дождь прекратился, небо очистилось. В лесу звенело птичье многоголосье, будто на дворе весна, а не квёлая ранняя осень. Пахло прелой сырой сосной и расхлябанной после затяжных осадков почвой.

Валдис шёл впереди. Он удалялся всё дальше и дальше по тропе, ведущей напрямик от нашего жилого квартала к затерянному посёлку таун-хаусов. Я не останавливала его и следовала по пятам. Я не знала, сможет ли Валдис преодолеть весь немаленький маршрут до посёлка и обратно, не устанет ли в дороге.

Где-то на полпути Валдис остановился и повернул ко мне лицо.

— Пойдём домой? — спросила я.

Вместо ответа Валдис начал собирать шишки. Это занятие отняло у нас не меньше часа.