Только не мы - Игорь Толич

Я швырнула листовку в сумку, пообещав Марии, что на досуге непременно прочту её от корки до корки. Кажется, моя психотерапевтка мне нисколечко не поверила, но её вера оставалась на её же усмотрение. А мне требовался ещё один листок, на сей раз — с рецептом на новую покупку антидепрессантов. Его я получила в последнюю минуту. И, признаться, эта минута была лучшей из целого часа.

Глава 5

Я не понимала, за что мне это…

За что такая боль и пустота — пустее и болезненнее, чем многие прошлые боли, которые когда-то приходили и уходили. Но никогда прежде пустота не поглощала меня настолько, что каждый новый вдох давался через силу, а задохнуться казалось проще, чем продолжать эти жалкие попытки отдышаться.

Когда я читала прощальную записку Макса, мир у меня перед глазами ходил ходуном, однако я чувствовала, что самое удивительное — именно чувствовала, как непрерывно зреют и лопаются во мне, будто переспевшие плоды, сгустки гнева, разочарования, страха снова жить в одиночестве, сгустки непонимания, почему всё так вышло. Для меня тот брак являлся крепким и непоколебимым ровно до дня исчезновения мужа. Я обвиняла его в трусости, малодушии, коварстве. И мне было легко ненавидеть его за предательство, потому все прочие чувства только дополняли возникшую ненависть, служившую им стержнем.

Однако после расставания с Тони я оказалась бессильна к ненависти по отношению к нему. Чувств внутри было как будто бы много и самых разных, но все они создавали собой настоящий вакуум, который можно назвать единственным бесполезным и ёмким словом — «пустота». Причём пустота прочная, всепронизывающая, гулкая, жестокая.

В сущности, я понятия не имела, о чём страдаю и почему разбредаюсь полупрозрачными каплями по бесконечной воде своего угнетённого состояния. Из меня словно высосали всю жизнь целиком, но — кто? Почему? Ответов не приходило.

Несколько раз я порывалась позвонить Тони или написать — сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить собственное сердце. И каждый раз мои порывы стихали от прямого вопроса самой себе: «Чего ты хочешь, Илзе?».

Недостаточно просто бросить наотмашь пару дежурных фраз вроде: «Я скучаю», «Я хочу тебя видеть», «Мне тебя не хватает». Всегда нужно понимать, какой результат требуется в итоге. Ещё одно, на этот раз точно последнее объятье? Ещё один, на этот раз взаимный и точно желанный поцелуй? Но в чём смысл этих действий и есть ли он вообще?

Ведь притрагиваясь к телу, мы одновременно позволяем другому человеку притронуться к нашей душе, будто вручаем подарочный сертификат — а теперь делай со мной, что хочешь. Хочешь — выброси и забудь. Хочешь — исчерпай весь лимит за один раз и тогда уходи в неизвестность, где тебе теплее и привычнее. Однако дарить подарки нужно для обоюдной радости. Подарок должен быть от чистого сердца, а не от отчаяния. Но я понимала, что отчаяния во мне гораздо больше, нежели чистосердечности.

Порой меня швыряло в оправдания, что происходящее со мной — всего лишь обычное наваждение, вызревшее на безветренной почве давно никем нетронутых чувств. Полный штиль в области сердца превратился в ураган при появлении какого-то объекта, имеющего телесную оболочку и проявляющего ко мне живой интерес. Таким образом, на месте Тони мог оказаться кто угодно. Но тоска моя ныла о том, что Тони, именно он — его внешность, запах, привычки, голос — стал причиной пустоты, когда я попросила Тони не звонить, а он исполнил эту просьбу.

Меж тем близился Новый Год. Тридцать первого числа я заехала с утра к маме. Мы обменялись подарками. Мама вручила мне годовой запас эластичных колготок — так она отрабатывала собственный незакрытый гештальт (как наверняка выразилась бы Мария), возникший ещё в советское время, когда женские колготки были в дефиците, а рвались точно так же, как и в любые другие времена. Я подарила маме заколку для волос из латвийского янтаря, купленную на выставке.